Владислав Жеребьёв - Проект «Сколково. Хронотуризм». Золото Барбароссы

Остановившись на секунду, Поль постарался перевести дух, но, услышав злобные крики родителя, снова бросился догонять исчезающего за поворотом бенедиктинца.

Чертов лимит времени не давал простора для маневра. Подхватив бесчувственное тело паренька, Солодов бросился в сторону ближайшего трактира и, распахнув ногой дверь, с трудом протиснулся в узкий проход. Плошки и кувшины, стоящие на ближайшем столе, полетели на пол и разбились на десятки мелких осколков.

Положив ребенка на освободившуюся поверхность, хронотурист поманил к себе пальцем оторопевшего трактирщика, наводившего порядок за стойкой, и кивнул в сторону пострадавшего.

– Надо позаботиться, – буркнул Алексей, сверля француза взглядом, и чтобы окончательно разрушить языковой барьер, запустил руку в один из кожаных мешочков. Три монеты и кивок в сторону ребенка были сигналом к действию. Убедившись, что мужчина понял его правильно, Алексей еще раз пощупал у Поля пульс и подозвал суетившуюся рядом прислугу.

Требовалось узнать, где он находится, далеко ли до Парижа, ну или хотя бы примерное направление. Сколковские умники заверяли, что погрешность, в случае покупки максимального тарифа, будет не больше километра в ту или иную сторону. Но что, если они ошиблись?

Оторвав от передника оторопевшего трактирщика солидный лоскут, Алексей выудил из очага кусок не прогоревшего угля и, прочертив на нем две неровные линии, изобразил Сену, а посреди два неровных овала, то есть острова. Остров Сите, место строительства собора, а также будущий тайник золота крестоносцев он намеренно обозначил большим жирным крестом.

– Знаешь, где это? – Схватив мужика за шиворот, он подтащил его к столу и постучал пальцем по рисунку. – Ну, черт ты не русский? Река, Париж, остров Сите.

Трактирщик, наконец, понял чего от него добивается незнакомец и, сжимая в руках три золотых уверенно закивал, указывая рукой куда-то в строну. Главное было достигнуто – направление указано.

– Отлично, – бросив прощальный взгляд на лежащего на столе мальчика, Алексей, выйдя наружу, нанес новый удар поднявшемуся с земли негодяю. Толстяк ойкнул и, закатив глаза, снова осел в грязь. Солодов глянул на часы и зашагал в указанном направлении.

На полпути к пристани он услышал за спиной торопливые шаги и, обернувшись, с удивлением узнал давешнего паренька. Поравнявшись, тот что-то быстро заговорил, картавя и жестикулируя, а потом, поняв, что хронотурист его не понимает, схватил за рукав и потащил по улице. В три счета достигнув пристани, он снова замахал руками и, устремившись к одной из маленьких утлых лодок, поманил Алексея, а сам, забравшись внутрь, принялся отвязывать веревку.

Мальчишка, очевидно, собрался отплатить за добро, решил про себя авантюрист. С болью в сердце он взглянул на мальчишку, на его грязные всклоченные волосы и здоровенный синяк пол глазом, но от помощи отказываться не собирался. Да и вопрос о переправе снимался сам собой. Трактирщик, ставший обладателем небольшого капитала, указал верно. Вдалеке, километрах в двух вверх по течению, действительно виднелся город, и, самое главное, острова, рассекающие горделивую Сену пополам. Все сходилось. Да, это был Париж. Пусть маленький, грязный и непривычный. Пускай не видно было торчащего вверх кончика знаменитой башни, не слышался гул электричек и рев автомобильных моторов. И все-таки – Париж!

Дождавшись, пока мальчик справится с упрямым узлом, Алексей шагнул в лодку и, усевшись на широкую скамейку, оттолкнул её от берега. С каждым гребком он приближался к заветной цели. Вот уже показались и первые, нагруженные деревом и камнем плоты, а через несколько минут послышались крики рабочих и скрип деревянных лебедок.

Проскочили первый остров. Мальчишка налегал на весло и без устали о чем-то говорил. То переходил на шепот, то голос его становился плаксивым и тонким, а под конец, придя к какому-то решению, он во все горло завопил веселую и задорную песню, в очередной раз заставив Солодова пожалеть о незнании языка. Общий смысл фраз, хоть и с большим трудом, можно было понять, а вот общаться и уж тем более объяснять какие-то тонкости, не представлялось возможности. Оставалось надеяться на язык жестов и дар убеждения, присущий желтому металлу.

Лодка наконец уперлась носом в илистый заболоченный берег, и мальчишка затих.

Обернувшись к своему неожиданному помощнику, Алексей вновь окинул его взглядом, и неожиданно для себя отцепив от пояса один из кожаных мешочков, протянул его пареньку. Хронотурист, конечно, понимал, что в реальном мире мальчишка, скорее всего, так и не смог выбиться в люди. Находясь под постоянным гнетом отца, не видя с раннего детства ничего, кроме насилия, он, скорее всего, стал чернорабочим, или просто умер от побоев или болезней, но в этой кальке реальности сумма, находившаяся в кошельке, могла дать ему второй шанс.

– Держи. – Алексей бросил кошель в подставленные ладони. – Употреби их с умом, парень, они тебе нужнее. И, ради всего святого, убирайся из этой деревни.

Паренек, конечно, ничего не понял и, развязав горловину мешочка, в недоумении уставился на пригоршню серебряных монет, оказавшуюся у него в руках. Мысли Поля путались, столько денег за раз он видел разве что в церкви, в тот момент, когда на праздничную мессу стекались все прихожане, исправно заполняя кружку для подаяний пускаемую по рядам. Сначала он испугался, затравленно глянул на светловолосого гиганта, но, увидев на его лице улыбку, рассмеялся и вновь понес какую-то тарабарщину.

Дослушивать паренька Солодов не стал, да и время поджимало. Перевалил через борт и, ухнув по колено в холодную воду, направился к берегу.

Деятельность там разворачивалась нешуточная. Десятки телег и подвод рядами тянулись от грузового пирса в глубь острова. Одни были доверху наполнены тяжелыми каменными блоками, и несчастные лошади в упряжках с трудом тащили непосильный груз, оскальзываясь копытами в вязкой грязи. Другие были нагружены грубо обструганными досками и деревянными ящиками, а за ними следом шли усталые рабочие с инструментом.

С десяток нагруженных плотов, подвалив к высокому дощатому пирсу, ждали разгрузки. Рабочие, сновавшие туда и сюда, то и дело переругивались и, разбиваясь на группы, орудовали у лебедок, больших деревянных блоков, подвешенных на треноги. Монахи в серых долгополых рясах с капюшонами попадались на каждом шагу, ведя учет материалов и следя за процессом выгрузки.

Одни стояли на пирсе и, сверяясь с документами, вычерчивали что-то в длинных свитках, концы которых были закреплены на продолговатых перекладинах. Другие, окриком и бранью, подгоняли зазевавшихся работяг, неправильно закрепляющих узлы на грузе, но по большей частью слуги божьи попросту слонялись по береговой линии и пили церковный кагор.