Тим Скоренко - Вдоль по лезвию слов (сборник)

Я посмотрел на Джерри.

«Ради Би-Джи и Макса», – сказал он.

Мы спустились в танк. Меня шатало, но не так сильно, как в самом начале. Может, и обошлось без контузии.

Заняв своё место, я нажал на зажигание. И умолял всех богов мира об успехе. Танк завёлся. Двигатель, судя по всему, не пострадал: не зря я усилил его защиту.

Мы поползли. Больше мили в час мы делать не могли, нас обогнала бы любая старая кляча. Одна гусеница слезла с катков и чудом в них не путалась, второй не было вовсе. Танк хромал, его постоянно сносило вправо, он скрипел и жужжал, но двигался своим ходом – и это было главное.

Мы добрались. Когда наш измятый «Шерман» пересёк линию финиша, толпа народу уже стеклась к нам из домов и общежитий. Мы выползли из машины – сначала Джерри, потом я, потом Карли. Нам аплодировали, Джерри на руках стащили с танка и принялись было подбрасывать, но заметили его травмированную руку и опустили на землю. Нас с Карли хлопали по плечам и поздравляли. Но я думал о Максе и Би-Джи.

Пошатываясь, я пошёл к медпункту. Всё-таки Макса было уже не спасти, а мне медицинская помощь требовалась. Но одновременно с грустью во мне жило и чувство необыкновенной гордости: мы победили Гордона. Мы сделали это. Оказались хитрее и умнее его.

Вот такая история.

Молодой человек, явно ожидавший продолжения, с интересом посмотрел на старика.

– А что стало с Джерри? Он занял место Гордона?

– Занял, – кивнул старик. – И в течение нескольких лет после того боя контролировал Базу. Никто не осмелился бросить ему вызов – ни разу. Потом он сам передал бразды правления другому человеку – и ушёл на покой. Году, кажется, в семьдесят шестом.

– А База… Она существует до сих пор?

– Нет. Базы давным-давно нет. К восьмидесятым стало крайне трудно соблюдать секретность. Территорию зачистили, как могли, и продали государству. Всё-таки номинально Фишлейк всё это время оставался заповедником.

– А танки?

– Танки отправились в различные музеи. Паттоновский музей получил, пожалуй, больше всего экспонатов, в частности почти всю коллекцию Гордона.

– А что стало с «Монстром»?

Старик покачал головой.

– Разрезали на металл. Мы так толком и не разобрались, что это было. Судя по всему, машину изготовили по спецзаказу на базе какого-то истребителя танков. Какого – не знаю.

Некоторое время они сидели молча. Старик собирал шахматы в коробку.

– Интересная история, – сказал парень.

– Ты в неё не слишком-то поверил, – усмехнулся старик, поднимаясь. – Ну, я пойду, пожалуй. Авось ещё поиграем.

Парень кивнул, встал и протянул руку.

– Поиграем, конечно.

Старик повернулся к парню вполоборота и достал пачку сигарет.

– Куришь? – спросил он.

– Нет.

– Правильно. И не надо. А я всё никак не могу отучиться.

Он открыл пачку и резким движением кисти отправил одну сигарету в рот, придерживая остальные большим пальцем. Прикурив, он пошёл прочь.

Рассказ написан в 2011 году. Он вплотную примыкает к роману-циклу «Легенды неизвестной Америки», но не входит в него. Так что это первая и, видимо, последняя его публикация, если, конечно, на меня не обрушится вселенская слава вкупе с Нобелевской премией и не будет издано полное собрание моих сочинений.

«Мат слоном» перекликается с «Последней гонкой Рэда Байрона»; эти два рассказа объединены общими героями. Тем не менее «Гонка» – рассказ сугубо реалистический, «Мат слоном» же – альтернативная история, вписанная в реальность. Природный заказник Фишлейк около Фремонта существует на самом деле; в 1950-х годах на его территории действительно находился какой-то закрытый правительственный объект. Зная об этом, я проявил фантазию и устроил в заповеднике настоящее, простите, побоище.

Описанное в рассказ ударное ядро – совершенно реальная технология. С её помощью был, например, убит в 1989 году председатель правления Deutsche Bank Альфред Херрхаузен. Я не стал раскладывать по полочкам принцип работы кумулятивного заряда: въедливый читатель без проблем найдёт описание подобного оружия в Интернете.

И последнее: это простой рассказ, над ним не нужно думать. Я не стремился написать что-то высокоинтеллектуальное или высокодуховное, я просто отдыхал.

Где-то там, в толпе, меня ищет Фотограф. Он протискивается между разгорячёнными телами, проталкивается, извиняется перед кем-то, но не прекращает искать. На его груди болтается «Лейка» пятьдесят четвёртого года, лучший в мире фотоаппарат; Фотограф никогда не променяет его ни на какой другой. Он наготове: едва заметив в толпе мою фигуру, моё лицо, он тут же начнёт снимать: один кадр, два, три, четыре – и так до окончания плёнки, щёлк-щёлк-щёлк до бесконечности. Потом он будет лихорадочно менять плёнку, и снова щёлкать, и снова менять плёнку, и снова снимать.

Люди празднуют, люди бегают по улицам и радостно кричат, они подбрасывают в воздух мишуру, взрывают хлопушки с конфетти, толпа – такая разноцветная, шумная. Фотограф ищет меня в этой толпе, потому что не знает, как найти меня иначе.

Я родился в Берлине. Часть, к которой был приписан мой отец, базировалась в Германии в течение года, а потом её перекинули на территорию нынешней Молдавии. Тем не менее, пусть я и был совсем крошечным, я помню, что люди постоянно упоминали в разговорах какую-то стену. Спустя много лет я понял, что речь шла о знаменитой Берлинской стене, этом уникальном символе диктатуры. В Молдавии мы жили в течение одиннадцати лет, очень долго. А потом отец вернулся в Германию, и мы с матерью, конечно, отправились с ним. Стены уже не было. Германия стала совсем другой.

Я родился гермафродитом. Это звучит страшно, но на самом деле всё зависит от грамотного отношения родителей и врачей. С раннего детства я знал, что я – не такой, как все, и знал, что эту тайну никому нельзя раскрывать. Чаще всего гермам делают операцию почти сразу после рождения. И в девяноста процентах случаев это операция по превращению герма в девочку. Конечно, гораздо проще отрезать рудиментарный член и организовать более или менее достойное влагалище, чем удалить женские элементы и настроить мужское достоинство на нормальную работу. А потом у такой девочки возникает тяга к другим девочкам, потому что изначально она была задумана природой как мужчина, просто что-то пошло не так. Повторные операции по перемене пола для гермов почти всегда невозможны, по крайней мере опасны. Человек остаётся несчастным на всю жизнь.

Мои родители поступили очень грамотно. Они разъяснили мне, что у большинства людей никакого выбора нет. А мне повезло: у меня есть выбор.