Коллектив авторов - Полдень, XXI век (ноябрь 2012)

А потом объявилась Кэт. Она позвонила по скайпу и сообщила, что они с мамой прилетают в Москву рейсом из Нью-Йорка через две недели, в субботу 22 марта. Кэт, наконец, дали визу, а маме виза не нужна – она сохранила русский паспорт. Было бы чудесно, если бы я их встретил и помог добраться до «Националя», где они забронировали номер на неделю.

Субботнее утро выдалось довольно морозным, и я спустился во двор, чтобы расчистить путь нашей верной «копейке». Накануне была сильная метель, и, чтобы добраться до замерзших стекол, а потом выехать со стоянки, надо было разгрести кучу снега. Отец был равнодушен к машинам, относясь к ним утилитарно – главное, чтобы исправно доставляла из пункта А в пункт Б. Да и гаишники почти не придирались – много ли поимеешь с водителя такой тачки. Но машину он содержал в полном порядке и чистоте. У меня тогда прав еще не было, а потому выезд предстоял совместный.

Отец знал, что я общаюсь с Кэт, но был, как всегда, деликатен и спросил только, на каком языке. Русский у нее был слабенький, видно, мамаша не сильно заботилась о сохранении корней, посему мы переписывались на английском. Скайпом пользовались редко – она делила комнату в университетском кампусе с еще одной девицей, которая боялась «излучений», а потому не пользовалась даже мобильником и попросила не иметь в комнате «электроники».

Я стоял перед табло в «Шереметьево» и терпеливо ждал сообщения о посадке. Отец остался у машины, благо к полудню выглянуло солнце, потеплело и он предпочел греться в первых его весенних лучах, а не торчать в центре гулкого зала аэропорта. После посадки нью-йоркского рейса прошло еще добрых полтора часа, прежде чем из досмотрового зала, пробиваясь с тележкой с двумя чемоданами через толпу назойливых водил, показалась Кэт. За ней неторопливо шагала дама, явно недовольная своим возрастом, а потому желающая его скрыть за килограммами, вернее фунтами, грима, крема, помады, туши и еще чего-то.

Кэт узнала меня сразу. Ее мама благосклонно протянула мне руку и промолвила: «Очень мило, молодой человек. Спасибо, что встретили». Она говорила растягивая слова и с казавшимся нарочитым американским акцентом. Я впрягся в тележку и покатил ее через лужи и снежную слякоть к дальней стоянке. Кэт вертела головой в разные стороны, но помалкивала, зато ее мамаша постоянно отпускала комментарии. «Н-да, ничего не изменилось. Грязь и хаос. Жуткая грязь. Двадцать лет не была, и ничего не изменилось. Сергей, долго еще?» «Уже пришли», – пробурчал я, хотя до машины оставалось еще метров сто. Мадам стала надоедать мне уже через пять минут после знакомства. Надо будет спросить Кэт, как она ее переносит.

Отец сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку. Слушал своего любимого Баха. Очнулся он только, когда я щелкнул замком багажника и задумался, как бы это впихнуть туда пару чемоданов, явно превышавших вместимость оного. Под аккомпанемент трескотни мадам я пытался пристроить в тут же осевшую на задний мост «копейку» ее необъятный кофр, как вдруг она замолкла. Я оглянулся и стал свидетелем немой сцены. С отвалившейся челюстью она глядела на отца, а тот молча смотрел на нее.

– Стас? – глухо произнесла она. – Стас?

Мы с Кэт обомлели от изумления.

– Здравствуй, Светик. Вот уж кого не ожидал увидеть в этой жизни. Как поживаешь? Как Розанчик?

Мадам подобрала челюсть и выдавила:

– Это что, подстроено?

– Что подстроено?

– Эта встреча! Это что, кагэбэшные штучки? Я – гражданка США! Я сейчас же позвоню в посольство…

– Успокойся, Светик, я понятия не имел, что ты приезжаешь, и к КГБ, которого больше, кстати, нет, отношения не имею. Я давно на пенсии. Сергей попросил встретить его знакомую с мамашей, вот я и здесь. А ты что, не знала кто тебя будет встречать?

– Кэт сказала, что нас встретит ее московский приятель, но… Кэт, ты знала их фамилию?

– Знала, конечно.

– А почему мне не сказала?

– Да какая мне разница, какая у них фамилия. А уж тебе тем более. И вообще, я с тобой говорила по телефону всего пару раз за последние три месяца.

Я все держал кофр мадам почти на весу, и руки стали затекать. Отец подхватил угол чемодана, и мы вместе кое-как наполовину запихнули его в багажник. Что-то жалобно захрустело.

– Осторожнее! – вскрикнула мадам Светик. – Там подарки!

– Если мне, то можешь не беспокоиться. Приму в любом виде. Сергей, – обратился он ко мне. – Привяжи крышку багажника к бамперу шнуром от эспандера, а второй давай на заднее сиденье. Как-нибудь они там рассядутся.

Я боком приспособил чемодан Кэт на заднее сиденье и пригласил дам рассаживаться. Мадам с сомнением заглянула внутрь и простонала: «Может, я возьму такси?»

– Это как вам будет благоугодно, – откликнулся отец. – За сотню баксов доставят в лучшем виде. Ну что, едем?

За всю дорогу никто не проронил ни слова. А ехали мы долго, стояли в пробках, ждали пока все жаждущие свернут на поворот в IKEA. Наверное, туда их привлекал рекламный лозунг: «Знайте, что каждый десятый ребенок в мире зачат на нашем диване!»

Ливрейный швейцар «Националя» с сомнением поглядел на подкатившую к подъезду ладу первой модели, но при виде выкарабкававшейся из нее явно заморской денежной дамы приободрился, лихо выхватил с заднего сиденья чемодан Кэт, вызвал подмогу для извлечения кофра, погрузил все на телегу и порулил к регистрации. Мы с дамами последовали за ним.

Пока мадам заполняла гостиничные бланки, мы с Кэт условились встретиться внизу в холле через полчаса. Кэт расписалась в своем бланке и пошла к лифту вместе с мамашей. Я вышел на улицу к отцу. Он стоял у нашей копейки, глядя в сторону Красной площади.

– Па, извини, что так получилось. Я ведь не знал, что это та самая Света, про которую ты рассказывал. Понятия не имел.

– Не бери в голову, ерунда. А Розанчик, значит, исполнил мечту, превратился в Уорреника…

Я не стал уточнять, что бы это значило и сказал:

– Па, я останусь, ладно? Мы с Кэт договорились пойти погулять. А ты?

– А я поеду до дому. Деньги нужны?

– Скромное вспомоществование не повредит.

– Вот столько хватит? – спросил отец, пальцами показывая толщину пачки сантиметра в три.

– Хватит, – рассмеялся я. Я тоже знал этот древний грузинский анекдот.

– Тогда держи. – Он сунул мне свой бумажник. – И ни в чем себе, а тем более ей, не отказывай.

Мы зашли в первое попавшееся кафе на Большой Никитской, которую отец по привычке продолжал называть улицей Герцена. Кэт осторожно попробовала мороженое и кивком одобрила его. Я мороженое не особо любил, но тоже облизал ложечку. Помолчали.

– Серж, – вдруг сказала Кэт. – Ты меня хорошо видишь?

Я поперхнулся пепси и не сразу нашелся: