Коллектив авторов - Полдень, XXI век (ноябрь 2012)

– Какой я тебе самец? – взревел я. Но камеру все-таки не выключил. Пусть потомки знают, на какие жертвы мне приходилось идти, какие синяки оставались на моей нежной, ранимой душе.

– А что, вполне приличный, я же сказал. Это объективная оценка. Чем ты недоволен?

– Негоже называть родного отца самцом.

– Ладно, больше не буду, хотя биологически это неоспоримо верное определение. Есть какие-то другие коннотации?

– Есть, – буркнул я, стараясь сдержать смех. – И откуда ты такой взялся?

– На это могу ответить со всей определенностью – в результате порочного зачатия. Подробности нужны?

– Как-нибудь обойдусь. Еще рассказывать будешь или выключать камеру?

– На сегодня хватит. Дай чего-нибудь почитать по семантике социальной коммуникации, а то я снова не к месту вставлю какое-нибудь биологическое определение. Трудно быть обычным человеком.

«Человеком вообще быть трудно», – подумал я, но решил не высказывать эту спорную мысль вслух. Благо Сергей мои мысли читать, похоже, не мог.

Неожиданные проблемы возникли с юмором. Нет, с обычным юмором у него все было в порядке, он частенько демонстрировал чисто английский юмор, мягкий, ненавязчивый и интеллектуальный, как правило, основанный на игре слов. Проблема возникла с юмором черным.

В пятницу, 7 октября 1994 года, он вернулся из своего пятого класса (куда его перевели сразу из второго) мрачным. Последнее время это с ним бывало частенько. Сергей ныл, что ему тоскливо сидеть за партой и изо всех сил изображать «нормального». В новом классе его пытались потузить старшие «товарищи», но несмотря на разницу в возрасте и в росте, сынок был мной неплохо подготовлен к физическим испытаниям, и от него скоро отстали, поняв, что себе дороже. Посему я не особо обратил внимание на его настроение и продолжал готовить нам обед.

Сергей вошел в кухню и заявил, что больше он в школу не пойдет. Никогда.

Я не особо удивился, так как ожидал этого, хотя и несколько позже.

– Что случилось-то, опять бить пытались?

– Хуже, – буркнул он. – Стишки читали и ржали.

– Похабные, что ли? Неужто еще не привык?

– Если бы. Хуже. «Бабушка внучку в гости ждала, цианистый калий в ступке толкла»… – продекламировал он с отвращением. – Ну и так далее, про дедушку и гвозди.

– Ну и что? – искренне поразился я. – Это же юмор, хоть и черный, протест молодежи против официоза, так сказать. Иногда даже смешно…

– Ну вот ты с этими идиотами и смейся, а я не буду. Сегодня они такие стишки с восторгом орут, а завтра именно это и будут делать, вот увидишь. Гвоздиками к заборчику и хохотать притом до упаду. Все. В школу я больше не иду.

Мои фирменные унаследованные от покойной мамы каменноугольные котлетки, столь любимые нами обоими, но, увы, забытые на сковороде, пришлось отдирать вместе с тефлоном.

– Остались без обеда, – констатировал я. – Сосиски будешь?

– Давай, только кетчупа побольше.

От школы удалось отделаться на удивление легко. В те лихие девяностые за деньги можно было сделать всё. Небольшой мзды оказалось достаточно, чтобы освободить Сережу от школьных занятий под предлогом слабого здоровья и позволить ему сдавать школьный курс экстерном. Тогда остро встала проблема его свободного времени. Но и тут деньги оказались нелишними, и он стал в разных платных секциях заниматься шахматами, теннисом и кикбоксингом. Последнее по его выбору, который я совсем не одобрял.

Жужжание телефона прервало мои воспоминания, и я отошел от сумрачного окна. «Может, не брать трубку? А вдруг это Сергей?» Но это был не Сережа.

– Станислав Павлович, Инна Григорьевна спрашивает, может ли она зайти попрощаться. Что ей сказать?

– Пусть поднимается, – буркнул я и с неудовольствием отметил, что слишком много бурчу. Надо быть с ней повежливей. Все-таки летела сюда из-за океана. Хотя вряд ли из-за меня, скорее для Сергея. Надо расспросить ее подробней, что она ему за «мать». Этого еще не хватало. И почему Сергей все не идет?

– Где Сергей? – выпалил я только лишь открылась дверь. – Что вы там от меня скрывали? И почему «попрощаться»? Ты же только что приехала…

На лице Инны появилась привычная насмешливая улыбка.

– Умник, ты задаешь столько вопросов, но где их логическая связь? Неужели перебои в работе сердечной мышцы сказываются на мыслительных процессах? Надо будет сказать твоему лечащему врачу. Пусть тебя психиатр понаблюдает. Не бледней, тебе нельзя волноваться.

Я с трудом перевел дух. Ну вот, попробуй быть с ней повежливей. Совсем ведь доконает. А может, она затем и прискакала? Мстить за загубленную жизнь? С нее станется…

– Сергей внизу, – нехотя промолвила она, глядя в окно. – Скоро поднимется. Только не вздумай устраивать нам очную ставку. Знаю я вас, чекистов вонючих. Попрощаться зашла, потому что завтра улетаю. Мне здесь делать больше нечего. Сергей в норме, относительной, конечно. Ты, как мне сказали, стабилен, с позитивной динамикой, выцарапаешься, посему делать мне здесь больше нечего. Да и за гостиницу дерут по триста баксов в сутки.

– А ты бы в Доме колхозника поселилась.

– Умник! Где ты теперь Дом колхозника найдешь. Совсем оторвался. Ладно. Дай-ка я тебя поцелую…

Это у нее здорово получилось, совсем как у Геллы, лобзающей Варенуху. Я внезапно развеселился.

– Целуй, только по-быстрому.

– А не пожалеешь?

– Пожалуй, пожалею, неохота мне в вампиры-наводчики, староват для этого, – быстро ответил я и отвел глаза. – Лучше Сергея позови.

К семнадцати годам Сергей превратился в полубога. Великолепное физическое развитие дополнялось невероятным интеллектом, колоссальным объемом знаний и прекрасной памятью. Память, к счастью, у него была не моя, а «обыкновенная», позволяющая кое-что забывать, но все равно очень хорошая.

Школьную программу он сдавал экстерном с ужасными муками. Возвращался весь в поту бледный, сразу лез в душ и приходил в себя, только прослушав на всю громкость «Хорошо темперированный клавир». «Вымываю из себя питекантропа, – ответил он однажды на мой немой вопрос. – В этой школе воняет, как в пещере. И персонажи пещерные». «Ну, не надо судить строго этих несчастных детей».. – начал было я, но он меня перебил. «Да я не про детей, хотя какие они дети, эти половозрелые самцы и самки, я про учителей». Он понимал, что аттестат получить надо и терпел эти походы, изо всех сил изображая «нормального».

Я пахал вовсю, зарабатывая как можно больше, чтобы он мог заниматься всем, чем хотел, читал любые книги, которые приходили изо всех стран мира сотнями. Надо было копить и на обучение. Я был за Оксфорд, а Сергей за Кембридж. Мы там никогда, конечно, не были, а потому исходили из чисто умозрительных соображений. Сережа отвергал Оксфорд как город очень опасный, ссылаясь на телесериал об инспекторе Морзе, вынужденном раскрывать десятки убийств в этом якобы тихом городке. Я напирал на то, что Кембридж опаснее, недаром же Ньютон был вынужден бежать оттуда из-за чумы, которая наверняка где-то там притаилась.