Георгий Шах - Если бы её не уничтожили... (=Огненная колесница Гелиобала))

Услышав приказ инженера, люди, которые трудились вокруг машины, побросали все и мгновенно рассыпались кто куда. Только Гелиобал и его подручные продолжали заниматься своим делом. Инженер не верил своим глазам и со злостью отшвырнул руку, которая легла ему на плечо. Между тем это был центурион, державший поводья лошадей.

— Ты слышишь меня, Гелиобал? — завопил инженер.

— Да, господин, — прозвучал ответ.

— Чего же ты медлишь? Машину не спасти. Мы построим другую.

— Нет, господин.

— Он сошел с ума, — сказал центурион. — Оставь его, едем, через три минуты толпа будет здесь.

Они вскочили на лошадей.

— Гелиобал! — крикнул инженер. — Я зову тебя в последний раз, еще можно спастись!

— Спасайся, господин мой, я тебя сейчас догоню.

Первые ряды рабов, уже взбирались на постамент храма. Инженер вслед за центурионом пустил коня в галоп. Только через несколько минут скачки до него вдруг дошел смысл последней реплики изобретателя. Сомнений быть не могло, несчастный действительно спятил. Он подтянул поводья и оглянулся.

Всю жизнь будет помнить инженер поразительное зрелище, развернувшееся перед ним на протяжении нескольких секунд. С торжествующим гиком неслись масса тел и полыхающее над ней зарево факелов к огнедышащей машине. Еще мгновение, и все будет кончено, от величайшего творения техники останется мертвая груда металла, а его создателя разорвут на куски. Инженер закрыл глаза и тут же открыл их, чтобы увидеть чудо. Неожиданно повозка с машиной тронулась с места и, набирая скорость, понеслась навстречу толпе. Вопль ужаса пронесся над Гелиополисом, когда рабы завидели мчавшийся им навстречу экипаж, громыхающий по плитам постамента и рассыпающий искры. Он двигался сам, без лошадей или буйволов, и было ясно как день, что движение это порождено некой силой божественного происхождения.

Кольцо рабов мгновенно распалось, задние ряды пустились наутек, а передние в панике бросились на землю, уткнулись головами в песок, чтобы укрыться от гнева Юпитера или Ваала — кто мог знать, какой именно бог решил явиться в облике машины? Когда повозка пронеслась мимо остолбеневшего инженера, он разглядел тяжелую фигуру Гелиобала, деловито подбрасывавшего в жаровню уголь. Инженер тронул коня. Лишь в 20 стадиях от Гелиополиса ему с центурионом удалось нагнать машину. Она мирно пыхтела у обочины, «на пару», как выразился Гелиобал, возившийся с треснутой задней осью повозки.

— Ты хотел удрать, чтобы одному завладеть машиной! — сказал центурион грозно, кладя руку на меч.

Изобретатель даже не обернулся к нему лицом.

— Будь у меня такие намерения, — холодно возразил он, — я бы просто прибавил огоньку.

И центурион замолчал. Самое странное, что он, видимо, пришел в хорошее расположение духа.

Дорогой Гелиобал рассказал, что, несмотря на запрет, начал разрабатывать идею соединения двигателя с колесницей. Немало бессонных ночей провел он над созданием механизма, передающего движение с вала на ось повозки. Ему удалось найти оригинальное решение для управлению ею.

Инженер оценил его простоту и изящество, взявшись за рулевые рычаги, которые с помощью пружинной тяги позволяли разворачивать переднюю ось на четвертую часть окружности.

У Гелиобала была своя разведка в бараках: друзья-финикийцы предупреждали его о подпольной работе агитаторов и растущей враждебности к машине. Он понял, что надо торопиться, но не рискнул поделиться опасениями с инженером и решил готовиться втайне.

К счастью… Уместно ли употреблять это слово? Машину удалось спасти, но какой ценой. К инженеру вернулись невеселые мысли: как-то их встретят в Риме, если вообще удастся туда добраться? Пытаясь отвлечься, он приподнялся, взглянул поверх кормы. Море было покойно, след луны бежал за триерой, на востоке в предрассветных сумерках начинала очерчиваться холмистая линия италийского побережья.

Центурион тоже ворочался на своем неудобном ложе. В отличие от инженера он пребывал в приподнятом настроении. Правда, на секунду у него мелькнула мысль, что какой-то болван из генерального штаба вздумает обвинить его в дезертирстве и предать военному суду. На всякий случай он принял свои меры: отрядил гонцов к наместнику провинции и своему непосредственному воинскому начальнику — легату с туманными донесениями об «особых обстоятельствах, побудивших его во имя интересов великого Рима временно покинуть вверенный ему пост». С этой предосторожностью он с головой окунулся в авантюру.

Центурион с удовольствием припоминал их путешествие к берегу моря, особенно минуты, когда он взял на себя управление огненной колесницей. Они предпочли объехать Библос миль за тридцать и после недолгих поисков обнаружили небольшую гавань, где стояли на приколе несколько купеческих судов. Этот осел-инженер вздумал нанять одно из них, но хозяин, почувствовавший, что они спешат и вдобавок избегают встречи с местными властями, заломил сумасшедшую цену. Тогда центурион вынужден был взять дело в свои руки. Он объявил корабль реквизированным и велел воинам, которых взял с собой, связать судовладельца и бросить его в трюм. Когда инженер по доброте душевной вступился за прохвоста, центурион резонно возразил, что только так они смогут вернуть судно хозяину.

Забавно, что из кораблей, стоявших у причала, они предпочли самый дряхлый — триера была спущена на воду чуть ли не во времена Антония и Клеопатры. Но на этом настоял Гелиобал, и, когда объяснил почему, все они прониклись энтузиазмом. Изобретатель не собирался прибегать к веслам и парусам, он имел наготове проект соединения огненной машины с кораблем, а триера с ее низкой посадкой больше подходила для этой цели. Им понадобились целые две недели, чтобы изготовить и установить огромное лопастное колесо, наладить передаточный механизм. Зато как лихо пронеслись они на всех парах вдоль берега, повергнув ниц всех случайных зрителей очередного чуда. Центурион с удовольствием хмыкнул, вспоминая эпизоды их плавания к италийским берегам: встречу с военным кораблем, капитан которого приказал им остановиться и был посрамлен сверх меры, когда триера, издевательски описав вокруг него несколько окружностей, показала корму и молнией исчезла за линией горизонта; или переполох, поднявшийся в прибрежных селах Мелиты [8] Мальты. , когда люди завидели огнедышащий корабль, стремительно мчащийся, почти летящий по волнам.

Честолюбивые мечты одолевали центуриона. Ему рисовались картины битвы, в которой участвовали десятки и сотни огненных колесниц, виды морского боя, где парусным и гребным судам вражеской стороны противостояли быстроходные и потому непобедимые машинные корабли римского флота. Всякий раз он повелевал войсками и переживал триумф, император вручал ему золотую фалеру [9] Награда за доблесть в римской армии. и возлагал на него лавровый венок. Впрочем, почему бы ему самому, владельцу огненной машины, не взобраться на Палантин?