Кир Булычёв - «Если», 2002 № 12

Кинокомпания

«Warner Brothers» заканчивает переговоры с известным производителем компьютерных игр фирмой «ID Software» о приобретении прав на знаменитую «3D-стрелялку» «Doom». Ранее общественное мнение не одобряло экранизации игры из-за обилия сцен насилия и крови, однако в нынешней ситуации лента о могучем герое, сметающем силы ада со своего пути, показалась компании актуальной. За основу сценария, скорее всего, будет взят сюжет грядущей третьей версии игры — во время неудачного научного эксперимента на Марсе неожиданно открываются врата в ад.

Исполнилось 50 лет

Борису Завгороднему — отечественному «фэну № 1». Коренной волгоградец, руководитель знаменитого КЛФ «Ветер времени», он одним из первых в СССР «пробил окно» на Запад: под неусыпным надзором и преодолевая противодействие карающих органов, умудрялся подолгу переписываться с иностранными фэнами и знаменитыми писателями, такими, как А. Нортон, Р. Желязны, Г. Гаррисон, Д. Браннер. В 1991 году Борис организовал один из самых крупных конвентов советских времен — «Волгакон». Тогда же, в 1991 году, своими силами издал первые книжки известных ныне фантастов — Владимира Васильева, Сергея Щеглова, Марианны Алферовой. На одном из «Интерпрессконов» голосованием участников с огромным отрывом получил единственный в своем роде приз — «Звезда фэндома».

«Роскон-2003»

пройдет с 13 по 16 февраля, как и в 2002 году, в Доме отдыха Управления делами Президента РФ «Планерное». В планах организаторов проведение семинаров, пресс-конференций, встреч с издателями, кинопоказов. В связи с успешным опытом мастер-классов для молодых авторов (все произведения победителей мастер-классов позже были опубликованы на страницах различных изданий) оргкомитет решил расширить количество подобных мероприятий. К уже имеющимся мастер-классам В. Головачева, С. Лукьяненко, Г. Л. Олди, Н. Перумова добавятся новые, в частности — мастер-класс А. Громова. Подробности можно узнать на www.convent.ru или по телефону (095) 918-1087 (МЦФ).

В первом полугодии этого года «Если» предложил вниманию читателей воспоминания одного из старейшин фантастического цеха Геннадия Прашкевича. Мемуарные зарисовки автора были встречены бурно, что неудивительно: истории Геннадия Мартовича давно бытовали изустно и теперь наконец обрели письменную форму. Писатель решил продолжить свои воспоминания, но память подсказала ему не только фантастические встречи. Это и путешествия, и история книг. Пейзаж жизни. Сохранив общую канву повествования, мы с разрешения автора публикуем лишь то, что связано с жанром, которому посвящен наш журнал.

Жизнь коротка, а искусство темно ,

и вы можете не достичь желанной цели.

— Мой земляк.

Академик Окладников улыбнулся.

Но говорил Алексей Павлович серьезно.

За чисто протертым стеклом витрины желтел человеческий скелет, вросший в каменную породу. Невзрачный, кривоногий. Наверное, при жизни маленький был, кашлял. Нужно мужество, чтобы признать родство с таким окаменевшим сморчком.

— Мы из Бурятии.

Я понял. Земляки.

Только время их разделяло.

Но такое понимание истории пронзает. Вот лежит маленький, кривоногий, но — предок, предок! А то ведь сами даем повод писать о себе: «…славяне любят пить и сочинять свои летописи» (Шлецер). С детства от истории отталкивало ощущение нечистого. Ощущение, что историю написали пьяные мужики с соседней улицы. Например, «Краткий курс истории ВКП(6)». Отец никогда не был членом ВКП(б), но учебник часто лежал на столе. Я листал страницы, видел заляпанные чернилами подписи, замазанные чернилами портреты.

Ну что это за история?

История — вот.

В улыбке Окладникова.

«Мой земляк».

Бугров земляками считал фантастов.

Неважно, кто где родился. Баку, Питер, Одесса, Москва, Киев, Харьков, Новосибирск, Магадан, главное, чтобы вошел в сферу НФ. Виталий считал, что фантасты, как кукушки Мидвича, родившись, должны все знать.

В старой редакции «Уральского следопыта» на улице 8 марта (впрочем, как и во всех последующих, вплоть до особняка на улице Декабристов) кабинет Виталия был чуть не до потолка забит рукописями. Не знаю, как он в них разбирался. Даже просмотреть, не то что прочитать, такое количество невозможно.

Но он успевал.

В 1973 году я привез Виталию рукопись научно-фантастической повести «Мир, в котором я дома». Во время нашего разговора вошел в кабинет зам. главного редактора — активный партиец, бывший пилот — и страшно обеспокоился, узнав, что в Новосибирске я работаю в массово-политической редакции. «Это как? — облизнул он пересохшие от волнения губы. — Это теперь сотрудники массово-политических редакций пишут фантастику?»

Однако повесть прошла.

В 1974 году, вслед за первой, прошла и вторая, что для «Уральского следопыта» являлось исключением. Никогда они не давали в один год одного автора двумя крупными вещами. Ну, может, Славу Крапивина. Не знаю.

Спустился вечер.

Редакция была пуста. Бутылки — полные.

Я рассказал Виталию про кальдеру Львиная Пасть, где видел однажды странное существо, напомнившее мне плезиозавра. Виталий сразу вспомнил М. Розенфельда, Г. Адамова. Вспомнил А. Палея. Показал редкое издание «Плутонии» Обручева — довоенное. Я рассказал об извержении вулкана Тятя, когда мир погрузился в дымную темноту и медведь-муравьятник в двух шагах от меня мыл лапами морду, думая, наверное, что ослеп. Виталий тут же вспомнил Жюля Верна и А. Беляева. «Вулканических» вещей в мировой фантастике много. Даже капитан Гаттерас гибнет в жерле вулкана. В ответ я не стал скрывать, что в Тихом океане на траверзе острова Мальтуса лично видел одного из тех китов, на которых стоит мир.

Заговорили о Библии.

Водки становилось меньше, зато мы уже не путали правду с истиной.

Сохранилась фотография того вечера. «Пойди доказывай, что оба мы не пьяны, Геннадий Мартович! Мы пьяны, хоть и спрятаны стаканы на этой карточке…» Это Виталий сочинил. Он писал очень неплохие стихи, но редко кому показывал. Когда через несколько лет в Магадане вышла моя книга «Люди Огненного кольца», я выбрал для титульного портрета именно эту фотографию. Виталия, понятно, убрали (как в свое время убирали из учебника истории ВКП(б) вполне достойных людей), но локоть остался. Почему-то ретушер не замазал локоть. Обычное российское разгильдяйство, зато локоть Бугрова остался навсегда. Локоть нежного, умного человека, которому судьба не дала возможности сделать то, что он мог сделать. Локоть человека, тащившего на себе тираж популярного журнала. Локоть человека, чрезвычайно многим людям помогшего.