Николай Бодров - Пришельцы. Выпуск 2

— Ну.

— А с утра Варя в слезы.

— Опять ну.

— Что ты заладил — ну, да ну?..

— Ну.

— Что ты, как попугай. У нее отпечаток ремня на мягком месте. Да так смачно кто-то приложился, И не раз. Она, конечно, хулиганила вчера… ну, там, молоко зубной пастой испортила…

— Ну-у.

— Вась, с тобой просто невозможно разговаривать! Вы с Ольгой-то кроме «ну» еще что-то друг другу говорите?

— Говорим, — я подумал, а что же, собственно, мы говорим, и констатировал: — Ага.

— Короче, ты ее вчера не шлепнул исподтишка?

— Ага. То есть да ты что! Чтоб я ребенка! Да ни в жись! У меня и ремня в джинсах нет. Хотя, сеструха, желание было. Скажу честно. Да, и кроме того — она бы сразу заревела. Еще с вечера. Не могла же она всю дорогу да ночью терпеть, а утром разрыдаться. Эт твой ее шваркнул, когда не в духе был спозаранку…

Сестра понизила голос.

— Спит он еще. Как шлепнет? Во сне?

— Почему во сне. Под утро. Потихонечку, чтобы никого не разбудить. Встал. Шлепнул незаметно. Опять улегся как ни в чем не бывало.

Теперь она сказала «Ага».

— Ага. Смешно. А ты что ж своих? Ременную передачу вообще не практикуешь? И в угол не ставишь? Без сладкого не оставляешь?

— Ага…

Я положил трубку. С улыбкой посмотрел на фломастер с надписью «Мэджик» и стал рыться в альбоме в поисках другого изображения. Фотографии собственного начальника — Григория Петровича. Редкий, скажу вам, негодяй и зануда…

29 ноября 2011 — 18 декабря 2011 г.

Бумага карты была покрыта полиэтиленом, и толстый красный фломастер провел по ней жирнющую черту. Скрип был невыносим, и штабные, буквально все, поморщились.

— Ну, — сказал толстячок-командующий, — завтра час «Икс». Начнем с артподготовки ночью. А сутра — штурм. Резко. Мощно. Решительно. Пленных не брать. Закрепиться на рубеже А1725, тире Г1848. И быть готовыми к продолжению наступления по направлению… э-э… гора Лесистая — ущелье Тумадык. Зам по тылу, доложите о наличии боеприпасов и продовольствия.

Земля парила. Борис уже пару минут сидел на пятой точке, дышал, как собака, и снизу ощущал холод. Но видел легкое марево, исходящее от пашни. Взял зачем-то чернозем в пригоршню. Понюхал.

— Надо ж… и осенью. Пригреет солнышко, и вот на тебе: пар. Хотя при чем тут пар? Надо уносить кости, покуда жив. Отдышался и чеши дальше. А то на самом деле — кишки вывернет. Хы-хы…

Дыхание все не успокаивалось. А бежать не было сил. Поле вдоль дороги было запахано под зиму. Ноги вязли. Будь ты трижды спортсмен — все одним махом не перебежишь. А уж любителю пива — и подавно. Борис прищурился, вглядываясь в насыпь, по которой проходило шоссе.

Машина с поднятым капотом, раскрытым багажником видна была на обочине. Были распахнуты все дверцы. Одно из кресел валялось на скате. Перед автомобилем неровной глыбой лежал чумазый двигатель.

Он кинулся прочь, едва мальчонка продемонстрировал эксперимент на вороне.

Только оборвалось карканье, Борис понял — дело не чисто. Руки в ноги! Кинулся прочь. Спотыкаясь и оглядываясь, опять спотыкаясь и опять оглядываясь. Перепрыгнул канаву. Больно стукнулся коленом о бутылку в траве, но даже этого не заметил. Проломился сквозь прутики тощей лесопосадки и драпанул. Без погони, но словно за ним неслись цепные собаки.

Беглец отбросил почву и отряхнул ладони. В голове все еще звучал этот скрипучий, совсем недетский голос.

— О! — сначала удивился водитель. На заднем сиденье обнаружился мальчик лет пяти. Цветастая курточка. Вязаная шапочка. Сапожки резиновые китайские.

— Ты где подсел? Пока я колесо менял, что ль?

В зеркальце заднего вида была видна довольно миловидная чумазая детская мордашка. Мордашка подумала. Мордашка кивнула.

— А куда тебе? В Попово, что ль?

Непрошеный пассажир снова кивнул.

— А где ж родители твои?

Мальчонка пожал плечами. Борис вышел наружу. Но шоссе было пустынным. Ни машин. Ни людей. Ни животных. Только ветер холодной ладонью шевелил волосы.

— Ничего не понимаю, — сказал водитель и уселся за руль. — Ты когда тут нарисовался-то?

И тогда впервые прозвучал этот скрипучий голосок.

— Дядь, а что у нее внутри?

Борис хмыкнул, поразившись этому простудному тембру.

— У кого?

— Да у машины твоей.

— Как что? Двигатель. Коробка передач. Стартер, о-хо-хо, плохонький. Бендикс этот чертов. Амортизаторы. Труба выхлопная. Да много, всего. Масло. Тосол.

— Дядь, а давай поглядим.

— Чего глядеть? Едем себе и едем. А зачем тебе глядеть? Может, там и нет ничего.

— Е-есть, — заулыбался хулиган, — во всем что-то есть.

— Оба-на! — удивился скрытому смыслу Борис. — Как во всем? Ну, а вот камень…

Мальчик снова пожал плечами.

— Не. Камень неинтересно. Он весь состоит из маленьких камушков. Просто они так сж-ж-ж… — он зажужжал шмелем, — ж-жатые. Неинтересно. А вот я недавно смотрел стиральную машину… У-у-у. Или вон на обочине эта… с крыльями…

— Ворона.

— Ага. Снаружи черная, а дальше — розовая. Хочешь поглядеть?

Не успел попутчик произнести последние слова, в боковое стекло что-то ударилось, мелкие стекляшки посыпались на пол. Салон наполнился истеричным карканьем. Шлепаньем крыльев и возней.

— Эй! Эй, что это?! — Борис дернул руль и стал притормаживать, судорожно оглядываясь через плечо, оглядываясь через другое, мельком бросая взгляд на дорогу впереди.

— О-ой, бе-е!.. — недовольно проскрипел мальчишка. — Не игрушечная! Фу-у! Против-вная!

О спинку правого сиденья что-то шмякнулось. Несколько перьев отлетело на переднюю панель…

Машина сбросила скорость. Остановилась. Борис оторопел. Какое-то оцепенение нахлынуло на молодого мужчину. Почему-то он боялся даже поднять глаза, чтобы поглядеть в зеркальце заднего вида. Мнилось, что на заднем сиденье вдруг обнаружится вампир с длинными клыками или монстр из фильмов ужасов. Казалось, даже мурашки побежали по коже.

— А что у тебя внутри? Ты кибернетический? — любопытные нотки прозвучали все в том же скрипучем тембре.

И тут Борис испугался. Что-то металлическое мелькнуло перед глазами. Ширкнуло по ветровке. Насколько позволяло пространство, Борис отпрянул, дернул рукоятку двери, выскочил прочь и убежал.

Но никто не гнался.

Спринтер отдышался. Сел на пашню. Вокруг было пусто…

Внезапно сбоку что-то зашуршало. Водитель повернул голову — рядом с ним была голая птица. Розовая, смешная и страшная одновременно. Тощее тельце в мелких пупырышках, угловатые крылышки-веточки. Ворона сама была очумелая. Она явно не пришла в себя после внезапного ощипа. Таращилась по сторонам и не знала, как себя вести. Наконец гипопернатая обратила свой взор на человека, зябко встрепенулась и обиженно каркнула.