Николай Бодров - Пришельцы. Выпуск 2

Мать убрала бутылку в шкафчик и вздохнула. Еще бы ей не вздыхать. Не хотелось бы мне оказаться на ее месте: лечить неизвестно что неизвестно чем.

Нам велено одеться поприличнее. Это означает одно — мы выйдем из своей каюты, пройдемся по коридору, где встретимся с другими людьми, идущими в том же направлении. В конце нас ждет монитор. Надо будет приложить свою ладонь к экрану — и все. Можно идти обратно. Это называется — голосование. При чем здесь «голосование» — я не понимаю. Лучше бы назвать эту манипуляцию как-то по-другому. Рукование, например. А еще лучше — фасование: в этот день мы все красуемся друг перед другом. Матери выводят в коридор своих причесанных, прилизанных отпрысков. Каждая ревниво оглядывает чужих детей, выставляя вперед своих. Мы не лучше и не хуже других. И это заставляет мать страдать. Ей хочется, чтобы мы были самыми лучшими.

Я натянула свое единственное нарядное платье. Кирилл толокся возле зеркала, пытаясь ущипнуть себя за темный пушок на верхней губе. Наверное, хочет показать пробивающиеся усики Регине, сестре Аньки.

Тем временем мать приводила в порядок Пупсика. То есть Петьку. Ему скоро полтора года будет. Совсем маленький. Она обтерла его мордашку влажной салфеткой, вытерла розовые ладошки, частым гребешком прилизала русые волосенки. Петька засмеялся — и снова получил пузырь. Я отвернулась. У меня от этих пузырей уже скоро розовые круги перед глазами поплывут.

— Сегодня важное событие, — сказала мать.

Она решила придать действию немного торжественности.

— Сегодня голосование. И от того, как мы проголосуем, зависит курс нашего корабля.

Да, я забыла сказать, что мы находимся на космическом корабле. Считается, куда-то летим. Куда — мне до сих пор неизвестно. Мать говорит, что я еще маленькая и чего-то там не пойму. Ладно. Я согласна не задаваться сложными вопросами, чтобы не получать за них по голове.

Бам-с! Я отчетливо услышала стук молотка об упрямую голову Кирилла. Ха! Так тебе и надо! О чем братишка подумал? Зачем голосовать? Ведь мы ничего не понимаем в звездной навигации, не знаем об эклиптике, парадоксальной параболе и прочем. А еще большая глупость спрашивать об этом Петьку, уж он-то точно ничего не понимает. А ведь и его ручонку мамаша прикладывает к экрану. За каким, спрашивается… Бам-с, бам-с, бам-с! Мне тоже досталось. Но не больно. Я перетерпела и даже не поморщилась.

— Мы должны проявить активность, гражданскую сознательность, — голос матери дрогнул — эти слова ей отец внушил, он был общественным деятелем.

Но, кажется, мать искренно верила в то, о чем говорила. Словно знак благословения, в воздухе мелькнули два кусочка мыла: туалетное и хозяйственное. Мать улыбнулась, подставила руку. Бруски точно легли ей на ладонь. Браво, мама! Можно начинать генеральную уборку.

Больше мать ничего не стала говорить о долге и сознательности, решив, что тех коротких слов, которые она уже сказала, и явленного чуда с мылом вполне достаточно.

— Идем! — кивнула она нам и взяла на руки Пупсика.

Герметичная круглая дверь открылась, и мы вышли в витой коридор.

Туда же стали выходить и другие матери с детьми. Наша соседка, тетя Наташа, вывела двух девочек — Аньку, мою подружку; при моем появлении та немедленно зажала себе нос двумя пальцами — учуяла все-таки. Я повесила нос. Вечер предстоял долгий и скучный.

Со всех сторон слышались возгласы приветствий: здравствуйте… давненько не виделись… как поживаете?

Так, потихоньку продвигаясь, раскланиваясь и рассматривая друг друга, мы подошли к монитору — единственной нашей связи с Ним — с мозгом корабля.

— Интересно, Ему точно нужно наше согласие? — задал свой наболевший вопрос Кирилл.

Красивая Регина помахала желтым воздушным шариком. За свои приличные мысли Регина взимает шариками.

— Приходите в гости, — предложила Регина, дотрагиваясь до брата шариком.

Я думаю, когда Кирилл и Регина вырастут, они поженятся. Я погрустнела. Мне не хотелось расставаться с братом.

Процедура голосования прошла гладко, как всегда. Я приложила свою ладонь первой, потом Кирилл, мать и последним по экрану хлопнул ручонкой Петька.

Воцарилась напряженная тишина. Сейчас машина выдаст итоги.

— Нас поблагодарят за гражданскую сознательность, — шепнула мать.

Но она ошиблась. Машина, как мне показалось, сначала поперхнулась словами, а потом выдала.

— К сожалению, вы так и не пришли к согласию. Голоса разделились. Повторяю. Чтобы выработать новый курс, необходимо полное единодушие.

Мать удрученно простонала.

— Опять неудача. Сколько можно? О чем они только думают, — она обвела глазами другие семьи. — Неужели не ясно: пока мы не сплотимся в единый коллектив, корабль будет торчать на одном месте? А ведь запасы в нем не безграничны. И воды, и еды.

— И мыла, — ехидно присовокупила я.

Мать оставила мое замечание без последствий.

— Мы сами губим себя!

Она промокнула глаза носовым платком.

— Пойдем! — мать дернула меня за руку. — Теперь совет корабля снова будет выбирать нового навигатора. Он рассчитает новый курс. На это уходит уйма времени.

Я тоже была расстроена. Мать несколько дней будет расстроена. Успокоиться ей помог бы отец. Но он ушел в рубку корабля еще до рождения Пупсика. Все мужчины из нашего жилого отсека туда уходили и не возвращались. Мать говорила, что отец был политиком. На новой Земле он должен был организовывать социальную жизнь колонии. Он мог красиво и точно излагать мысли. Примирять людей с действительностью. Хорошо бы примирить мать с микробами.

Я опять засела за планшетник. Убрала домик с трубой в архив и стала рисовать наш корабль. Таким, каким я его себе представляла — толстой белой сосиской в черной раме. Осмотрев рисунок, я нашла крупный недостаток: сосиска никуда не летела. Она зависла на одном месте. Требовалось придать ей движение. Но как? Я наставила ярких точек-звездочек, полуколец-лун. Но корабль упорно не хотел двигаться. Что я только ни делала: рисовала огненные языки пламени из сопла, убирала и прибавляла ярких точек, косматые кометы, но корабль не летел.

Я билась над рисунком долгое время, до тех пор пока в каюту не вернулся Кирилл. И сразу поняла, что он не в духе. Что-то у него с Региной не сложилось. Я-то знаю, что Регина глупа. Но как сказать ему об этом? Кирилл встал за плечом и, вопреки обыкновению, принялся с интересом разглядывать мой рисунок.

— Не смотри, — попросила я, закрывая рисунок руками, — он плохой. Корабль никуда не летит.

— Давай исправлю, — предложил брат.

— А сумеешь?