Николай Бодров - Пришельцы. Выпуск 2

Заниматься делом следовало, конечно, там, где все и свершилось. Поэтому, покинув художника, уже в 12-00 посредством репликатора я переместился в городок Знойный — эпицентр минувших событий. Кроме «Маузера» и набора испанских стилетов я прихватил с собой кое-какой инструментарий оперативника, однако главным моим инструментом оставался ум, и уже в 12-30 я сидел в информатории, положив себе задачей не выходить из зала до тех пор, пока что-нибудь не прояснится. При этом я всерьез рисковал застрять здесь навечно. Стрелка на моих часах приближалась к шести, а желанным прояснением по-прежнему не пахло. Трижды я обращался к медкартам клиентов и трижды начинал закипать от всех этих терминов, психотестов и фигограмм энного рода. В ухе надрывно звучали фанфары, и вихляющимися созданиями мысли дергались и изгибались под музыку Ажахяна. Единственное, что я уяснил, это то, что все мои гении с точки зрения медицины оставались совершенно здоровы. Отклонения в ту или иную сторону не превышали известных пределов — меланхолия, флегма и раздражительность присутствовали, как и должно присутствовать подобным качествам у всякого нормального гения. А более тесты ничего не выявляли.

Словом, я буксовал разом во всем, включая и написание любимого романа. Разумнее всего было встать и уйти, но я сделал это только тогда, когда стрелка достигла шестичасовой отметки. Что поделать, моя слабость — круглые цифры. Я ухожу и прихожу только подбой часов, и, глядя на мои отчеты, шеф цокает языком, начиная ерзать в своем троноподобном кресле и терзать пером свою макушку. Он не верит в мою скрупулезность, и бесконечная вереница нулей приводит его в ярость.

Мой шеф — и в ярости! Вообразите себе эту картинку, и вы поймете мой восторг!.. Впрочем, я, кажется, отвлекся.

Итак, ровно в 18-00 я покинул здание информатория и оказался на остывающей после жаркого дня улице. Рассерженно шипел перегретый мозг, внутренний голос, к которому я тщетно взывал, позорно помалкивал. К слову сказать, перечитав несколько тонн детективной литературы, я так и не докопался до главного секрета всех сыщиков. Каким образом распутывали дела знаменитые герои, оставалось для меня по-прежнему загадкой. Поскольку треть книги они ели, курили и пили, еще треть скандалили с тупоголовым начальством и последнюю треть выходили на финишную прямую, вступая в бой с долгожданными злодеями. Эта последняя треть меня и била обычно под дых. Поскольку все происходило само собой, и все главные противники точно по единому сигналу вылезали из своих берлог. Единственное, что требовалось от лихого героя, это с должной скоростью и в должном направлении поливать пространство смертоносным свинцом, после чего наступала блаженная тишина, и благодарные красотки толпами бросались в объятия своих усталых спасителей. Вот такие вот пироги — без малейшего намека на какой-либо анализ, на мысленное напряжение и психическую атаку. То есть я тоже мечтал работать подобным образом, но заранее знал, что ничего путного из этого не выйдет, и потому действовал по старому и проверенному рецепту. А именно — пихал и пихал в себя все без разбора, читал, расспрашивал и вынюхивал. Так в костер несмышленыши вместе с прутиками кидают гаечки, фольгу от шоколада и гвоздики. Меня интересовало все, мало-мальски касающееся дела. И длилось это до тех пор, пока не наступал момент истины. Точнее, сперва я чувствовал, что еще немного — и меня разорвет на части. И тогда, останавливаясь, я замирал в ожидании. Всякой пище требуется время для добротного усвоения. Главное — чтобы среди проглоченного не оказалось откровенной отравы. Чем доброкачественнее информация, тем быстрее можно было ожидать результата. И чудо чудное в итоге происходило! В конце концов, просыпалось то, что я называл внутренним голосом. Этот самый голос и выдавал мне пару-тройку неплохих идеек. Шеф поднимал большой палец, и дело уходило в архив. Вот, в сущности, та куцая методика, на которую я опирался и которую не возьмется описывать ни один из литераторов. Потому что — утомительно, нудно и тоскливо…

Сунув в зубы сигару, я брел вниз по улице. По дороге заглянул в случайное кафе и попросил порцию виски. На меня взглянули, как на сумасшедшего. Можно было бы потребовать бифштекс с кровью, но и тогда бы ничего не изменилось. Мир ел уже иные продукты и тешил себя иными соблазнами. Старые добрые грехи пылились лишь на страницах древних книг. Все это навевало грусть. И даже достань я свою «Беретту», никто бы и тогда ничего не понял. Прелести минувших реалий безвозвратно ушли в прошлое. Я мог только вздыхать по ним и ломать голову, отчего с этим буйным времечком мы разошлись и разбежались? Где тот проказливый полустанок, что рассыпает людей по столетиям и эпохам?

Сжалившись, я произнес слово «сок», и толстяки в фартуках обрадованно засуетились. Мне принесли шесть или семь стаканов, в каждом из которых плескалось что-то свое, отличное от содержимого соседей. Может быть, эти доброхоты полагали, что я стану копаться и выбирать, но они ошиблись. Ей-богу, им стоило прочитать хотя бы Дойла или По. Я махом выпил все принесенное и с заметно округлившимся животом вышел на улицу.

Усевшись на первую подвернувшуюся скамеечку и прислушиваясь к бульканью в животе, я попытался еще раз проанализировать ситуацию. Итак, что я знал? А знал я, что все восемь случаев произошли в городе Знойном или поблизости от него. Что начались они в разное время с разрывом от двух недель до двух дней без какой-либо видимой связи. Что только один из потерпевших, перепугавшись всерьез, решил обратиться за помощью в отдел расследований. Требовалось выяснить, кто за этим всем стоит и для каких целей затевалась сия чехарда. Завистники, происки инопланетян, какой-нибудь современный Мефистофель из подполья?..

Выпитое взывало встать и отправиться на поиски укромного уголка, но я мужественно продолжал сидеть. В голове царила форменная карусель. Одни мысли вытеснялись другими, а внутренний голос по-прежнему трусливо помалкивал. Вместо него в мозгу похрюкивали фанфары и злорадно бухал ударник. Свирепо посмотрев в сторону кафе, за широкими стеклами которого сновали пухлолицые роботы-официанты, я грузно поднялся.

Что ж… Значит, первым быть Ажахяну с его безумными симфониями.

Билета на симфонический концерт я не достал. Поскольку Ажахян слыл гением, зал оказался набит битком. Кроме того, концерт давно начался. Но нам ли, олененогим, смущаться столь вздорным препятствием!..

Не хуже заправского ниндзя я вскарабкался по фигурной лепнине на второй этаж и, ступая по широкому карнизу, очень скоро обнаружил незапертое окно. Уже в коридоре, прижавшись к стене, проверил на всякий случай обойму пистолета, помешкав, двинулся в сторону знакомого скрежета фанфар. Судя по всему, Ажахян обожал фанфары. Без них свои симфонии он просто не мыслил.