Уильям Котцвинкл - Ип

Герти подошла к столу и стала на цыпочки, чтобы лучше видеть страшилище.

— Он умер, мамочка?

— Да, дорогая.

— А можем мы пожелать, чтобы он ожил?

Меньше всего на свете желала Мэри, чтобы маленькое страшилище ожило. Она смотрела на страшную съежившуюся фигурку, на огромный рот, на длинные пальцы, при виде которых мурашки бегут по коже, на безобразный живот — сплошное уродство, и ведь это именно он едва не убил Эллиота.

— Желаю, — сказала Герти, — желаю, желаю, желаю…

«Желаю», — подумала Мэри, повторяя детский стишок и сама не зная, почему она это делает.

Бокс освободили от всех, включая Эллиота, и Эллиот стоял теперь снаружи и смотрел через прозрачную стенку, как Ипа кладут в пластиковый мешок на «молнии» и сыплют в мешок сухой лед. В других комнатах уже складывали медицинское оборудование и снимали со стен виниловые полотнища.

В бокс внесли небольшой свинцовый гробик. В него положили инопланетянина.

Ключник подошел к Эллиоту и положил руку ему на плечо.

— Хочешь увидеть его в последний раз?

Жестом он приказал всем, кто был в боксе, чтобы они оттуда вышли, и пустил Эллиота; тот приподнял пластиковое полотнище и вошел.

Эллиот стал над гробиком. Смахнул сухой лед с лица Ипа. Слезы Эллиота, стекая, падали на пластиковую пленку, закрывавшую изрезанный морщинами лоб страшилища. Как он ошибался, думая, что Ип будет около него вечно! Он мог бы показать Ипу столько интересного! Ведь Ип был его сбывшимся заветным желанием. Такое желание было у него всегда, но понял он это, только когда около него появился Ип. Где ты теперь, Ип?

Гипл гиипл сннннннннннн орг…

Сквозь космос ударил луч золотого света. Историки Вселенной расходятся в вопросе о том, с какой стороны этот луч пришел. Луч был старше Ипа, древнее самых древних ископаемых Некоторые утверждают, что это всеисцеляющая душа самой Земли сверкнула жилкой, всего лишь одной, накопленных ею знаний. « Не заглядывай больше в окна », — сказал якобы этот луч и исчез.

Другие утверждают, что Земля была обречена погибнуть и сама бы не могла сласти себя, и спасшую ее, усмирившую ядерного дракона силу послала в помощь ей планета-сестра.

А некоторые слышали: дриипл зунннннн ггггггг у мммммтврррдссс… — прилетевшее, очевидно, из бесконечных далей.

Что бы это ни было, оно коснулось исцеляющего пальца Ипа, и палец засветился.

И Ип исцелил себя.

Как это случилось, он не знал и сам.

Но его внутреннему взору предстал Капитан, такой прекрасный, что и вообразить невозможно.

«Добрый вечер, Капитан», — сказал Ип.

«Не заглядывай в чужие окна», — услышал он в ответ.

«Больше никогда не буду, мой Капитан», — ответил Ип.

Яркий свет наполнил все его тело, и у Ипа появилось чувство, будто он весь, с головы до ног, золотистый, но особенно там, где свет-его-сердца; золотой цвет стал красным, красный снова золотым и цвета начали чередоваться. Пар над сухим льдом стал цветным. Заметив это, Эллиот смел лед с груди Ипа и увидел, как то одним, то другим цветом вспыхивает свет-его-сердца.

Эллиот повернулся к двери; по ту сторону ее стояли и разговаривали Мэри и Ключник. Эллиот быстро закрыл свет-сердца Ипа руками.

Глаза Ипа открылись.

— Ип звонить домой.

— Хорошо , — ответил веселым шепотом Эллиот. — Хорошо . — Он снял с себя рубашку и набросил на свет-сердца Ипа. — Нужно как-то вытащить тебя отсюда… Пока лежи…

Эллиот снова посыпал Ипа сухим льдом и задернул «молнию». Потом, закрыв лицо руками и всем своим видом выражая печаль, задев плечом Мэри и Ключника, он вышел из бокса. Через мгновение он был уже в кухне рядом с Майклом, у стола, заваленного хирургическими инструментами, микроскопами и масками. На этом же столе стояла и увядшая герань Ила. Когда Эллиот зашептал Майклу, герань, как и Майкл, подняла голову, и почти сразу же ее мертвые стебли покрылись зелеными листьями. Появились бутоны. Герань опять расцвела.

Майкл кому-то позвонил, поговорил вполголоса и выскользнул через боковую дверь из дома.

Эллиот стоял в главной виниловой трубе, в том месте, где она выходила из дома, и мимо него пронесли свинцовый гробик. Открыли запертую на «молнию» дверь, и человек с ключами придержал пластиковое полотнище. Его помощники поставили гробик в фургон и вернулись.

— Я еду с Ипом, — сказал Эллиот.

— Ты и твоя семья поедете со мной, Эллиот. Мы едем в одно и то же место.

— Куда он поедет, туда и я. Вы обещали. Я еду с ним.

Ключник вздохнул, открыл дверь, снова запертую на «молнию», и выпустил Эллиота. Эллиот влез в фургон и постучал в заднюю дверь кабины водителя. Майкл обернулся.

— Я забыл сказать, Эллиот; до этого я ездил только задним ходом.

Майкл включил сцепление, дал газ, и фургон сдвинулся с места. Раздался ужасающий треск, это система пластиковых труб отрывалась от дома, и, когда она оторвалась, пластиковый колпак над домом осел. Фургон занесло, но сейчас он был уже у ворот и тащил за собой двадцать футов главной трубы, мотавшиеся из стороны в сторону, — казалось, будто дракон бьет хвостом.

Майкл налег на клаксон. Полицейские заметались, спеша отодвинуть от ворот барьеры, и толпа, пропуская фургон, шарахнулась в стороны. Бросая Эллиота от одной стенки кузова к другой, фургон выехал на улицу. И только тут Эллиот заметил внутри куска трубы, волочившегося за фургоном, двоих помощников Ключника — хватаясь за ребра трубы, они пытались вскарабкаться в фургон.

Если бы он смотрел не из фургона, а из волочащегося куска трубы, он бы увидел, как вместе с Герти прыгнула в свою машину Мэри.

Минуя машины, принадлежащие ведомству Ключника, она сейчас выезжала из ворот, отправлялась в погоню за фургоном, очень надеясь, что угон его, только что совершенный ее детьми, не является преступным действием, хотя в душе она сомневалась, что он таковым не является.

— Куда мы едем, мамочка? — спросила Герти.

— За кремом из плаценты, — ответила Мэри, и машина, скрипнув тормозами, проехала между раздвинутыми полицейскими заграждениями.

— Эллиот и Майкл украли фургон?

— Да, детка.

— А почему они не взяли с собой меня?

— Потому что таким маленьким, как ты, нельзя воровать фургоны, — ответила, мчась на полной скорости, Мэри.

Взвизгнув шинами, ее автомобиль завернул за угол, преследуя удаляющийся фургон. Мэри чувствовала теперь, что страшилище ожило, чувствовала каждым окончанием своих истерзанных нервов. И независимо от того, что именно — случайность или их горячее желание, чтобы он ожил, — вернуло его к жизни, она была рада, ибо, хотя это еще больше осложняло ее жизнь, хотя за ней гнались сейчас полицейские машины, она чувствовала, что… лучше его никого нет.