Андрей Попов - Сломанная вселенная

В самом центре кислотного пятна виднелись три темные точки.

Если это не бред воспаленной фантазии, то тогда… горлышки от бутылок!

Максим вновь оживился.

Значит, легенда все-таки права! Значит, разгадки вот они — совсем рядом! Берите задаром! Да… примерно также рядом был аппетитный кусочек сыра для голодной мышки, которая долго кружила вокруг уже захлопнувшейся мышеловки.

Едва он об этом подумал, как испытал новое гнетущее чувство, довершающее полную коллекцию скорбей. Как ночь, меняя свои оттенки, продолжает оставаться ночью, так и горе, хоть и выражается разными чувствами, всегда доставляет боль. На сей раз причиной боли была обыкновенная досада.

Проделать изнуряющий долгий путь, столько перетерпеть и, не имея уже никакой надежды, все же достичь этого проклятого озера, видеть эти бутылки так близко, как не мечтал, и теперь… не в силах что-либо сделать! Ведь не было ни единого способа как-то до них добраться. Кислота надежнейшей преградой охраняла тайну легендарного волшебника и саму его легенду. Максим попробовал силу желания и мысленно приказал бутылкам плыть к берегу, но те лишь чуть колыхнулись, не двинувшись с места. Оставалось только одно — протяжно и глубокомысленно вздохнуть. Возможно, от этого вздоха в мире что-то изменится в лучшую сторону. Так он и сделал. Факт собственного поражения был признан и обсуждению уже не подлежал.

Вдруг он подумал: что его сейчас удерживает от желания броситься с головой в это ядовитое озеро? Почему бы не освободить себя от бремени существования? Страх? Жажда жизни? Может, рыцарское слово?

Ответ был только один — это любовь к принцессе. Отчаяние смогло поглотить в себе все человеческие чувства. Все, кроме одного — из которого и сделан человек.

…он еще долго сидел, понурый и безжизненный, смотря в никуда и думая ни о чем.

Солнце, бесстрастный свидетель всех его злоключений, уже шло на заслуженный отдых и вот-вот должно было воткнуться острием в горизонт Будущей Бесконечности. Первые сумерки, первые запахи вечера…

Приближался очередной конец света, и никогда он еще не был столь желанным, как сейчас. Максим, слегка пробудившись от забвения и дав волю своей фантазии, уже рисовал себе предсмертную агонию мира: как подует ветер, как поднимутся воинственной стеной тучи песка, как все ползающие и летающие твари, охваченные гневом стихии с примесью его личного гнева, стремительно понесутся…

Стоп! Ветер!

Он схватился за эту мысль и принялся ее развивать. А ведь ветер, однако, может стать помощником, который, если подует в правильном направлении, вынесет бутылки на берег! И это шанс! Причем — реальный шанс!

Когда человек, который барахтается в самой трясине отчаяния, вдруг осознает, что ночь не так уж темна и скорбь не так уж безнадежна, все вокруг как бы рождается заново. Максим первый раз улыбнулся. Бой еще не закончен. Уже неоднократно умиравшая и неоднократно воскресавшая надежда задела какие-то мажорные аккорды души, и он еще яснее почувствовал — действительно, бой еще не закончен, но вступает в свою роковую фазу. Сейчас или ОДНО, или ДРУГОЕ. ТРЕТЬЕГО не будет.

Максим в своих преждевременных помыслах, конечно же, не мог предвидеть, что именно ТРЕТЬЕ его и ожидало…

Темнело с каждой минутой. Небосвод одевался в свой вечерний наряд из смугло-сизых тонов. Снова появились эти длинные извивающиеся линии, фосфорирующие белизной и, безусловно, являющиеся единственным украшением ночи. Послышался знакомый гул ветра, и пустыня встрепенулась, ожидая его скорое пришествие. Ветер несся от края мира, погоняя перед собой облако песка и пыли. Он был первым предвестником наступающего конца. От его прикосновения все вокруг дрожало, растворялось в страхе и сумерках. А как красиво светились в темноте координатные оси! Ось Z насквозь пронзала неизмеримую в принципе толщу небосвода. Оси Х и Y повелевающее указывали на четыре стороны света, объявшие целое Мироздание. Перед концом света казалось, что эти оси — единственное, что существует реально и независимо, они захлопывают внутрь себя целую вселенную. И не исключено, что они же ее и порождают из полного небытия.

Озеро взметнулось внезапными волнами и стало отчаянно биться, вырываясь из собственных берегов, как из некой потенциальной ямы. Было уже совсем темно, но не от близкого присутствия ночи, а от взвившихся в воздух песчаных масс. Стало трудно дышать, песок залеплял глаза и уши. Сам разбуженный чьим-то гневом, он пытался выместить свой гнев на других.

Положение становилось крайне затруднительным.

Максим впотьмах метался у берегов озера, стараясь разглядеть злополучные бутылки, но возникший хаос — пожалуй, тот, что был до возникновения мира — поглотил все и вся. Ветер усиливался и уже выл по-звериному. Волны бешено плескались, разнося во все стороны брызги кислоты. И лишь когда эта кислота окатила Максима с ног до головы, он понял, что пора бежать, иначе смерть. Пришедший ураган вот-вот вынесет жидкость озера из его вместилища, и огромная смертоносная масса уничтожит все, что когда-то называлось органической жизнью.

Он кинулся в сторону, но тут же споткнулся. Нога наткнулась на что-то твердое и скользкое. Смутная догадка заставила его судорожно шарить рукою по поверхности. Было еле видать, что творится под носом. Ну, конечно же! Это бутылка! Одна из трех. С трудом веря собственному успеху, он вцепился в нее мертвой хваткой и продолжал искать другие две. Ползал на коленях, молил какое-то неведанное божество, но… тщетно. Все тело жгло от кислотного дождя, лившегося сверху. Боги, если таковые где-то существовали, каждый вечер приходили в полное бешенство, круша и ломая все миры, какие только попадутся им под ноги. Собрав последние силы и отдав их ногам, Максим устремился вдаль от озера.

Не прошло и двух минут, как бутылка была разбита о сталь кинжала, и он уже сжимал в руке свернутый клочок пергамента. Сердце колотилось, кровь была готова вырваться из артерий от крайнего волнения. Все вокруг ревело и металось в круговороте самого настоящего апокалипсиса. Воспользовавшись последними остатками света, до предела напрягая зрение, Максим развернул листок и прочитал:

Смысл прочитанного медленно вполз в сознание.

– Вот идиотская загадка! — он со злостью разорвал пергамент в клочья, которые тут же стали жертвой уносящейся в бездну стихии. — Столько перетерпеть… ради такой глупости!

Это была последняя реплика, последняя мысль, последний прилив негодования — вообще, последнее проявление каких-то чувств. Все меркло, все с шумом и грохотом неслось к Центру Мироздания. Говорят, ад должен длиться вечно. Но один единственный день, проведенный Максимом в царстве настоящего Ужаса, показался ему лишь немногим меньше этой вечности.