Андрей Бочаров - Настоящая фантастика – 2013 (сборник)

Вот так всё кончилось.

И началось.

И я не знала и не знаю, умер Ярре, как другие, или нет.

Вот и сейчас я расслабилась, как он меня учил, открылась и позволила увлечь себя в эту «паутину», дать ей присосаться ко мне. На какой-то миг «нити» наших жизней сплелись и мы с Кассиусом стали одно; я ощутила его боль и страх, поверх которых разлилась неимоверная, смертельная усталость, целое море усталости, к которой примешивались спокойствие и облегчение. Тонкие лучики, потоки энергии, которые связывали Кассиуса с этим миром, были натянуты, как цепи узника, который рвётся на свободу, я даже будто слышала их звон. Мне стало страшно. Он действительно хотел уйти.

Бежали секунды, а я сидела и чего-то ждала. Я никогда не позволяла этой силе заходить так далеко и кого другого давно бы уже отпустила , а с Кассиусом почему-то медлила. Он смотрел на меня, я смотрела на него, пока окончательно не поняла, что дальше мне нельзя, иначе океан небытия поглотит нас обоих. Бард и так слишком долго ждал, когда этот кошмар закончится.

– Готов? – спросила я. Он смежил веки: «Да», и я сказала: – Прощай, Кассиус… Лёгкой тебе дороги.

И стала расплетать .

Это странный миг, когда расплетается заклятие такого уровня. Это не звук, но я будто слышу, как высоко в небесах лопается тонкая серебряная струна, мир замирает, а потом всё опять приходит в движение, но уже по-другому. И Кассиус де Рей будто тоже это почувствовал.

– Спасибо тебе, девочка, – сказал он. – Спасибо – и прощай. А если там что-то есть, то… до свидания.

Он улыбнулся и закрыл глаза. Судорожно сжатые крючковатые пальцы разжались в последний раз, бард откинулся назад, и столько безмятежного спокойствия было в этом движении, что казалось, он всего лишь погрузился в сон. Я наклонилась к нему и окликнула по имени, сперва вполголоса, потом громче. Ответа не было. Я уже решила, что всё кончено, но вдруг услышала, как он шепчет, даже не отсюда, а откуда-то из темноты: «Там в кошельке… леденцы…»

И он умолк.

А я от этих слов просто опешила. Всё так – болезни, смерти, двадцать лет скитаний, «леди Смерть» и всё такое, но… он помнил! Он узнал меня. Наверняка он с самого начала всё-всё помнил. Я приучилась быть злобной, как крыса, и чёрствой, как сухарь. Я так привыкла, что всегда одна, что у меня нет прошлого, а прошлое подкралось и ударило, нахлынуло, накрыло с головой. И я никак не ожидала от себя того, что я потом сделала.

Я расплакалась.

Я сидела на поляне, прямо на земле и ревела, размазывала слёзы и сопли, как последняя дура. Немного успокаивалась, но потом бросала взгляд на тело Кассиуса – и начинала опять. Лошадь возле дерева переступала, фыркала и звякала сбруей, рыдания рвались из меня наружу, и я не могла и не хотела их сдерживать. Я плакала и плакала и ничего не видела вокруг.

А когда я успокоилась и подняла взгляд, то увидела, что меня окружили всадники. Они ничего не говорили, просто молча смотрели, и пускай у меня в глазах всё плыло и двоилось, я сразу поняла, что это не простые егеря и не загонщики на зверя, а отряд гвардейцев. Во главе стоял какой-то белокурый дворянчик, а с ним был тип в суконной куртке и дурацкой шляпе с низкой тульей в форме сковороды, какие носят нюхачи наместника при исполнении, совершенно неуместной в лесу. И они искали именно меня.

Не Крива же.

Я огляделась. Крысюки мои предусмотрительно слиняли. Заклятие я расплела, тем самым потратив единственное своё оружие. Убегать с моей ногой не имело смысла. Опять меня подвело то, что я поверила людям. Нельзя, нельзя было подходить к костру, надо было сразу драпать, прятаться и уходить, как только я увидела чужака!

Тем более что для меня все люди – чужаки.

– Так-так, – с усмешкой произнёс белобрысый стервец, который, как видно, был в этом отряде предводителем. – Чисто сработано! Вот так и ловят рыбку на живца. Я же говорил, что это должно помочь. – Он оглядел своих охотников и ловчих с выраженьем торжества и снова обернулся ко мне. – Так вот ты какая, Крысинда… Что ж, не так уж ты и страшна.

– Поимей себя в зад, – мрачно посоветовала я.

Они меня не боялись, потому что знали: если б я могла убивать, давно бы уже их убила. Хотя бы одного, вон того, белобрысого.

Мне было тошно до безумия.

– Плохая девочка, – заметил ловчий с арканом, и все засмеялись.

– Вяжите её, – сказал предводитель.

Комната под самой крышей, куда меня заперли, была тесной и холодной, с маленьким окном и жёсткой лежанкой. Из окна я могла видеть часть двора, часть ограды и южные ворота городского кремля. Башмаки и одежду у меня отняли, взамен дали длинную рубашку, которая болталась на мне, как на пугале. Щелястый пол, тонюсенький тюфяк, мучная похлёбка, больше похожая на солоноватый клейстер… в иные времена я сочла бы эти условия ужасными, но всё познаётся в сравнении. Как ни крути, это было лучше, чем скакать верхом, дурея от бессонницы и тряски. Видимо, насчёт меня у стражников был особый приказ. Четверо суток маленький отряд провёл в пути, меняя лошадей на постоялых дворах и останавливаясь только на еду и сон. Я даже не знала, похоронили они барда или бросили так – мне не сочли нужным сообщить. Со мной вообще не церемонились. Никто из них не знал моих сил и возможностей, поэтому мне на всякий случай заткнули рот, связали руки, и всё равно боялись как огня. То привязанная за спиной у стражника, то брошенная поперёк седла, к концу пути, я вся была в ссадинах от верёвок и синяках от скачки. Руки мои онемели, губы распухли, зад вопиял. Я ничего не соображала, даже не узнавала мест, по которым мы ехали. Быть может, этого они и добивались. Когда отряд добрался до Туар-Гелена и над серебряной лентой реки замаячили купола и крыши резиденции наместника, я не узнала знакомые места. Всё сильно изменилось. Я слышала, лет пять назад случился пожар, половину города потом отстроили заново. Городскую стену разобрали в двух местах, прорубили двое новых ворот. Посад остался прежним, даже уменьшился (естественно, откуда взяться новым людям-то), вот только привычные белые фахверковые домики сменили рубленые избы и узорчатые терема на манер канийских. Новая каменная ратуша, новые мосты, новые дома, особняки… Однако первое, что мне бросилось в глаза, это исчезновение башни мага. Раньше она торчала, словно рыбья кость, теперь там не было ничего, только солнце и небо. Пока мы проезжали предместья и дорога шла вдоль колосящихся полей, меня не трогали, но ближе к воротам закутали, спеленали как мумию, а на голову надели мешок, чтоб не привлекать внимания зевак и не плодить нежелательные слухи. День выдался душный, я сразу одурела в этих тряпках, меня вырвало, я потеряла сознание и пришла в себя уже в этой злополучной комнате.