Гейл Герстнер-Миллер - Тузы за границей

– Я понимаю, – сказал он, прижимая сложенные лодочкой ладони к груди. Руки у него были изящные, как-то не вязавшиеся с его тучным телом. – Я понимаю, что здесь происходит. Этот удар нацелен на всех нас. Сенатор Хартманн – не просто последняя надежда джокеров добиться справедливости – а может, и тузов тоже, теперь, когда этот психованный Барнетт как с цепи сорвался, – он еще и наш друг. Мы пытаемся смягчить удар, ходя вокруг да около. Но так не пойдет. Надо что-то делать.

– Именно это я и говорю. – Билли Рэй грохнул кулаком по ладони. – Пора показать им, где раки зимуют.

– Кому – им? – устало поинтересовалась его напарница.

– Да хотя бы этому недоделанному коротышке Гимли для начала. Надо было брать его еще прошлым летом, когда он околачивался в Нью-Йорке…

– И где ты его найдешь?

– Черт побери, да именно поэтому мы должны заниматься поисками, а не рассиживаться здесь, ломая руки и твердя, как жаль, что драгоценного сенатора нет с нами.

– Десять тысяч полицейских прочесывают улицы, – сказала леди Тьма. – Думаешь, мы найдем его быстрее?

– Но что мы можем сделать, Хирам? – спросила Соколица. Лицо у нее было бледное, кожа туго обтягивала острые скулы. – Я чувствую себя совершенно беспомощной.

Она чуть приоткрыла крылья, потом снова сложила их.

– Эх, Соколица, хотел бы я знать. Но ведь должно же быть что-то…

– Они говорили что-то о выкупе, – встрял Проныра Даунс.

Хирам дважды ударил кулаком по раскрытой ладони, безотчетно подражая Карнифексу.

– Именно. Именно! Может быть, нам удастся собрать достаточную сумму, чтобы вернуть его.

– Десять миллионов – это уйма денег, – заметил Молот.

– Это повод поторговаться. – Взмахом маленькой ручки Уорчестер отмел все возражения. – Чтобы мы да не смогли сбить цену?

– А как быть с требованием отпустить того арабского террориста? Тут мы ничего не можем поделать.

– Деньги – сила. – Даунс пожал плечами. – Не подмажешь – не поедешь.

– Грубо, но верно, – отозвался Хирам, который начал колыхаться в воздухе туда-сюда, словно неуклюжая туча. – Уж наверное, если мы наскребем достаточную сумму, они ухватятся за наше предложение.

– Эй, погодите минутку… – начал Карнифекс.

– Я довольно состоятельный человек, – продолжал Уорчестер, мимоходом сгребая пригоршню мятных пастилок с серебряного подноса. – Я могу внести значительную сумму…

– У меня есть деньги, – с пылом произнесла Соколица. – Я помогу.

Джонс нахмурился.

– Я не слишком люблю политиков, но, черт, у меня такое ощущение, что это я его прохлопал. Я тоже помогу вам, чем смогу.

– Да подождите же, черт вас дери! – воскликнул Билли Рэй. – Президент Рейган уже заявил, что не может быть и речи о переговорах с этими террористами.

– Может, он передумает, если мы приплетем к этому делу Библию и кучу ракетных установок, – уточнил Молот.

Хирам вздернул подбородок.

– Мы частные лица, мистер Рэй. Мы можем делать все, что нам заблагорассудится.

– Бог свидетель, мы еще…

Дверь открылась, и в номер вошел Ксавье Десмонд.

– Я не могу больше сидеть в одиночестве, – сказал он. – Я просто места себе не нахожу… Господи, Джонс, а вы что здесь делаете?

– Какая разница, Дес, – сказал Хирам. – У нас есть план.

В кризисном штабе в городской ратуше представитель Федерального управления уголовной полиции – молодой лопоухий мужчина с желтыми рысьими глазами – постучал пачкой сигарет по краю стола, выбил одну и сунул ее в рот.

– О чем вы вообще думали, когда выпустили это в эфир, не посоветовавшись со мной?

Он не сделал ни малейшей попытки прикурить.

– Герр Нойман, – довольно строго сказал представитель мэра, зажимая телефонную трубку между плечом и двойным подбородком, – мы здесь, в Берлине, инстинктивно сторонимся цензуры. Слишком уж много ее было в старые недобрые времена, na ja? [96]

– Я не об этом. Как прикажете контролировать ситуацию, если нам даже не сообщают, когда принимают подобные меры? – Он откинулся на спинку стула и провел пальцем по верхней губе. – Это может превратиться во второй Мюнхен [97].

Тахион разглядывал электронные часы, вмонтированные в высокий каблук правого ботфорта, купленного им вчера на Курфюрстендамм. Если не считать этих самых часов, остальной наряд вполне соответствовал моде XVII столетия.

«Этот тур был политическим трюком, – думал он. – И все же мы смогли принести хоть какую-то пользу. Неужели вот так все и закончится?»

– Кто такой этот аль-Муэдзин? – спросил он.

– Его настоящее имя – Дауд Хассани. Он туз, способный причинять разрушения при помощи голоса, как ваш покойный Плакальщик, – сказал Нойман. Если он и заметил, как вздрогнул Тахион, то виду не подал. – Родом из Палестины. Он один из людей Нура аль-Аллы, действует на территории Сирии. Он взял на себя ответственность за крушение лайнера компании «Эль-Аль», который упал в Орли в июне прошлого года.

– Боюсь, это далеко не последний жест Света Аллаха, – проговорил Тахион.

Нойман хмуро кивнул. С тех пор как делегация покинула Сирию, по всему миру прогремело три с лишним десятка взрывов в отместку за их «вероломное нападение» на светоносного пророка.

«Если бы только той несчастной женщине удалось довершить начатое, – подумал Тахион. Пот струился по его шее, затекал за кружевной воротник сорочки. Радиатор гудел и постанывал, нагнетая жаркий воздух. – И почему этим немцам непременно хочется нагреть еще больше эту и без того горячую планету?»

Дверь открылась. Из коридора донесся гомон многоязычной журналистской братии, столпившейся снаружи. Консультант по политическим вопросам проскользнул внутрь и зашептал что-то на ухо представителю мэра. Тот с раздражением грохнул по рычагам телефонной трубкой.

– Мисс Моргенштерн прибыла из отеля «Кемпинги», – возвестил он.

– Скорее пригласите ее сюда, – сказал Тахион.

Представитель мэра выпятил нижнюю губу, влажно поблескивавшую в свете люминесцентных ламп.

– Невозможно. Она представительница прессы, а мы приняли решение на время удалить прессу из этого зала.

Вздернув аристократический нос, Тахион взглянул на своего собеседника.

– Я требую, чтобы мисс Моргенштерн немедленно впустили сюда, – произнес он таким тоном, который на Такисе приберегал для слуг, осмелившихся наступить ему на только что начищенные сапоги.

– Пропустите ее, – велел Нойман. – Она привезла нам записи показаний герра Джонса.

На Саре был длинный белый плащ с ярко-алым, словно окровавленный бинт, поясом шириной в руку. Тахион покачал головой. Как и все прочие ее модные наряды, этот действовал ему на нервы.

Журналистка подошла к нему. Они коротко, сухо обнялись. Затем Сара отвернулась от него, сняла с плеча тяжелую сумку. Тахион задумался. В ее прозрачных глазах действительно блеснул металл или это были всего лишь слезы?