Гейл Герстнер-Миллер - Тузы за границей

Нет, не то чтобы он был не согласен с целями. Эти их архисоперники, Комитет государственной безопасности, заносчивые перехваленные недоучки – ни один нормальный человек из ГРУ ни за что не стал бы возражать против того, чтобы немножко сбить с них спесь. Как патриот, он понимал, что военная разведка могла распорядиться столь ценным активом, как Дауд Хассани, куда лучше своих более известных коллег из КГБ.

Но средства…

Нет, он беспокоился не за себя. А за жену и дочку. И за весь остальной мир тоже; если только что-нибудь пойдет не так, риск будет чудовищный.

Он сунул руку в карман за сигаретами и зажигалкой.

– Дурная привычка, – по своему обыкновению ляпнул Ульрих.

Молния только посмотрел на него.

Секунду спустя Вольф издал смешок, который вовсе не походил на вымученный.

– Ох уж эта теперешняя молодежь, у них другие обычаи. Не то что в наше время – малышка Рики, гм, товарищ Майнхоф, вот та была заядлой курильщицей. Без сигареты ее не видели.

Молния ничего не сказал. Он продолжал смотреть на Ульриха чуть раскосыми глазами – наследие татаро-монгольского ига. Очень скоро белокурый немец отвел взгляд.

Русский закурил, устыдившись своей дешевой победы. Приходится держать этих молодых кровожадных зверей в узде. Ну не насмешка ли, что он, который ушел в отставку из войск спецназа и перевелся в Главное разведывательное управление Генерального штаба из-за того, что не мог больше терпеть насилия, оказался вынужден бок о бок работать с существами, для которых кровопролитие стало чем-то вроде наркотика.

«Ох, Мила, Маша, увижу ли я вас снова?»

– Герр доктор.

Тахион почесал крыло носа. Терпение у него было на исходе. Он торчал здесь уже два часа, хотя толку от него не было почти никакого. Лучше бы он находился среди членов делегации – у него нашлись бы слова утешения для них, в которых его друзья наверняка нуждались.

– Герр Нойманн, – приветствовал он вошедшего.

Представитель Федерального управления уголовной полиции уселся рядом с ним. В руке у него была сигарета, незажженная, несмотря на завесу табачного дыма, висевшую в густом воздухе. Он крутил ее в пальцах.

– Я хотел спросить ваше мнение.

Такисианин вскинул пурпурную бровь. Он давно уже понял – немцы держат его в этом зале исключительно из-за того, что в отсутствие Хартманна он стал главой делегации. В противном случае они едва ли стали бы терпеть путающегося под ногами чужака. И сейчас-то большинство гражданских и полицейских чиновников, толпившихся в кризисном центре, обращались к нему с почтением, приличествующим его высокому положению, а в остальном совершенно игнорировали его.

– Давайте спрашивайте.

Нойманн производил впечатление искренне заинтересованного человека и к тому же проявил признаки хотя бы зачатков интеллекта, что, на взгляд Тахиона, было большой редкостью среди его соплеменников.

– Вам известно, что полтора часа назад несколько членов вашей делегации начали собирать деньги, чтобы предложить их похитителям сенатора Хартманна в качестве выкупа?

– Нет.

Немец кивнул – медленно, как будто что-то обдумывал. Его желтые глаза были полускрыты веками.

– У них возникли серьезные затруднения. Ваше правительство…

– Это не мое правительство.

– Правительство Соединенных Штатов настаивает на том, что никакие переговоры с террористами недопустимы. Нет нужды говорить, что американские ограничения на вывоз национальной валюты не позволили членам делегации вывезти из страны хоть сколько-нибудь сопоставимую с достаточной сумму, а теперь американское правительство заморозило активы всех участников турне, чтобы помешать им заключить какую-либо сепаратную сделку.

У Тахиона запылали щеки.

– Это деспотизм.

Нойманн пожал плечами.

– Мне стало любопытно, что вы думаете об этом плане.

– Почему именно я?

– Вы признанный авторитет во всем, что касается джокеров; разумеется, именно поэтому мы имеем честь принимать вас в нашей стране. – Он постучал сигаретой по столу рядом с задравшимся уголком карты Берлина. – И потом, в вашей родной культуре похищения – явление вполне обыденное, если я правильно понимаю.

Такисианин взглянул на него. Хотя он был знаменитостью, большинство землян едва ли знали о его происхождении что-то еще помимо того, что он инопланетянин.

– Я, конечно, не могу говорить о Фракции…

– «Rote Armee Fraktion» в ее нынешнем воплощении состоит в основном из молодых людей, принадлежащих к среднему классу, – как и прошлые ее воплощения и, если уж на то пошло, большинство революционных группировок в развитых странах. Деньги не имеют для них большого значения; они дети нашего так называемого «экономического чуда» и с самого рождения привыкли к достатку.

– О ДСО определенно нельзя сказать ничего подобного, – вставила Сара Моргенштерн, подошедшая, чтобы поучаствовать в разговоре.

Какой-то адъютант бросился ей наперерез, протянул руку с намерением увести, чтобы журналистка не мешалась в серьезном мужском разговоре. Она шарахнулась от него как ужаленная, обожгла сердитым взглядом.

Нойманн сказал что-то так быстро, что даже Тахион ничего не разобрал. Адъютант ретировался.

– Члены «Джокеров за справедливое общество» – настоящие бедняки. За это я могу поручиться.

– Значит, их можно соблазнить деньгами?

– Сложно сказать. Подозреваю, они привержены революционным идеям несколько по-иному, чем члены Фракции. И все же… – легчайший взмах рукой, – они не потеряли ни одного ближневосточного туза. С другой стороны, когда они требуют деньги на благо джокеров, я им верю.

Тахион нахмурился. Требование снести мавзолей Джетбоя и построить на его месте хоспис для джокеров задело его. Как и большинство ньюйоркцев, он не стал бы лить слезы по мемориалу – мастодонту, воздвигнутому, чтобы увековечить память о неудаче, причем о той, которую он лично предпочел бы забыть. Но требование построить хоспис было пощечиной ему лично:

«Когда это джокеру дали от ворот поворот в моей клинике? Когда?»

Его собеседник пристально смотрел на него.

– Вы не согласны с этим, герр доктор? – осторожно поинтересовался он.

– Нет-нет. Она права. Но Гимли, – он прищелкнул пальцами и воздел указательный, – Тома Миллера искренне заботит судьба джокеров. Однако он, как выражаются американцы, и о себе не забывает. Вполне возможно, что вам удастся соблазнить его.

Сара кивнула.

– А почему вы спрашиваете, герр Нойманн? Ведь президент Рейган отказывается вести переговоры о выдаче сенатора.

В ее голосе звенела горечь. И все же Тахион недоумевал. С ее-то чувствительностью она, казалось бы, уже должна была бы с ума сходить от тревоги за Грега. Но эта женщина, похоже, с каждым часом становилась все спокойней.