Гейл Герстнер-Миллер - Тузы за границей

Беглецы врезались в стайку учениц из католической школы, и те разлетелись врассыпную, как перепелки, только косички взметнулись. Тахион увидел мужчину – тот упал на одно колено, вскинул пистолет, собираясь дать очередь по террористам, – и потянулся к нему своим сознанием. Стрелок повалился наземь, сраженный сном.

Фургон фыркнул, оживая, и заревел у обочины; карлик подпрыгнул, пытаясь дотянуться до ручки открытой дверцы.

Хирам сидел на мокрой траве и рыдал, уткнувшись лицом в ладони. Черная сумка рядом с ним роняла пачки денег.

– Политическая полиция, – сказал Нойманн с таким видом, как будто пытался вытащить застрявший между зубами и успевший испортиться кусочек пищи. – Не зря же их зовут «Попо».

– Герр Нойманн, – умоляюще начал мужчина в комбинезоне механика.

– Молчите. Доктор Тахион, я должен лично извиниться перед вами.

Нойманн прибыл через пять минут после того, как террористы ретировались, и подоспел как раз вовремя, чтобы спасти от ареста такисианина, который выкрикивал ругательства в адрес полицейских.

Чуть сбоку и сзади доктор ощущал присутствие Сары – как бледную тень. Она как раз закончила диктовать очерк о только что разыгравшихся событиях в маленький микрофон, прикрепленный к лацкану плаща. С виду она казалась спокойной.

Он махнул в сторону «скорых», сбившихся в кучу за полицейским оцеплением, шляпой, которую уже успели изрядно потоптать.

– И много народу положили ваши головорезы?

– Трое зевак и один полицейский получили огнестрельные ранения. Еще одному офицеру понадобится госпитализация, хотя он… гм… не попал в перестрелку.

– О чем вы вообще думали? – завопил Тахион. Он думал, что уже излил весь свой гнев на этих полицейских в штатском, которые путались друг у друга под ногами, вопрошая, как могло случиться такое, что террористам удалось скрыться. Но теперь гнев вернулся и угрожал захлестнуть его с головой. – Скажите мне, что там навоображали себе ваши люди?

– Они не мои люди, – отрезал Нойманн. – Это было политическое отделение берлинской земельной полиции. Bundeskriminalamt [101] не имеет к нему никакого отношения.

– Самая настоящая ловушка. – Ксавье Десмонд гладил хобот свинцовыми пальцами. – Этот миллионер-филантроп, который одолжил деньги для выкупа…

– Действовал от имени политической полиции.

– Герр Нойманн. – Один из представителей «Попо» с пятнами от травы на коленках некогда безукоризненно отутюженных брюк указывал обвиняющим перстом на Тахиона. – Это он позволил террористам уйти. Они были у Пауля на прицеле, а он… он сбил его с ног при помощи своей ментальной силы.

– Ваш человек целился в толпу людей, сквозь которую бежали террористы, – натянутым тоном произнес доктор. – Он не мог не попасть в невинных людей. Или, может быть, я просто неверно понимаю, кто здесь террорист.

Полицейский в штатском вспыхнул.

– Вы помешали одному из моих сотрудников! Мы могли бы остановить их…

Нойманн протянул руку и ухватил полицейского за ухо.

– Марш отсюда, – проговорил он негромко. – Очень советую.

Тот сглотнул и зашагал прочь, бросая через плечо враждебные взгляды на Тахиона. Такисианин, усмехнувшись, показал ему средний палец.

– Ох, Грег, господи боже мой, что же мы наделали, – причитал Хирам. – Мы никогда больше его не увидим.

Тахион потянул его за локоть – скорее для того, чтобы побудить его подняться на ноги, чем помочь ему. Он совсем забыл о гравитационных способностях Уорчестера, и толстяк взмыл в воздух, как воздушный шар.

– О чем это ты, Хирам, друг мой?

– Вы что, не в своем уме, доктор? Теперь они убьют его.

Сара ахнула. Когда Тахион посмотрел на нее, она поспешно отвела глаза, как будто не хотела, чтобы он видел их выражение.

– Нет, друг мой, – вмешался Нойманн. – В эти игры играют по другим правилам. – Он сунул руки в карманы брюк и устремил взгляд в другой конец парка, на ряд деревьев, прикрывавших ограду зоопарка. – Но цена теперь подскочит.

– Вот ублюдки! – Гимли развернулся – только брызги дождевой воды с подола плаща полетели – и замолотил кулаками по обшарпанным стенам. – Козлы вонючие! Они нас подставили!

Саван и Скребок жались к тощему грязному матрасу, на котором, негромко постанывая, лежал Муравьед. Все остальные бестолково толклись в комнате, наполненной не только телами, но и тяжелой сыростью.

Хартманн сидел, вжав голову в промокший от пота воротник. Он был полностью согласен с высказанной Гимли характеристикой.

«Эти идиоты что, хотят меня угробить? – Затем мозг, словно гарпун китобоя, пронзила мысль: – Неужели инопланетный дьявол о чем-то подозревает? Неужели это хитроумный план, чтобы избавиться от меня без лишнего шума?»

Кукольник посмеялся над ним.

«Никогда не приписывай злому умыслу то, что с равной вероятностью можно объяснить глупостью», – сказал он.

Хартманн узнал цитату: леди Тьма как-то раз сказала эти самые слова Карнифексу во время его очередного припадка ярости.

Маки Мессер мотал головой.

– Это неправильно, – произнес он почти умоляющим тоном. – Сенатор у нас в руках. Неужели они не понимают?

Потом он принялся метаться по комнате как загнанный в угол волк, рыча и рубя воздух руками. Окружающие шарахались от этих рук.

– Они вообще соображают, что происходит? – вопил Маки. – Они вообще соображают, с кем имеют дело? Знаете что? Может, нам стоит послать им несколько кусочков сенатора, чтобы поняли, что к чему.

Его рука прожужжала в нескольких дюймах от кончика носа пленника. Хартманн испуганно дернулся.

«Боже, он едва не задел меня!»

Он действительно намеревался это сделать – Кукольник почувствовал его решимость и то, как рука Маки дрогнула в последнюю миллисекунду.

– Успокойся, Детлев, – сладким голосом сказала Аннеке. Перестрелка в парке, похоже, ударила ей в голову. Она порхала по комнате и смеялась без причины с тех самых пор, как группа вернулась назад, на ее щеках, как нарисованные, горели красные пятна. – Капиталисты не станут раскошеливаться, если товар будет подпорчен.

Маки побелел. Кукольник ощутил, как гнев разорвался внутри него, словно бомба.

– Маки! Я Маки Мессер, ты, дрянь паршивая! Маки Нож, как моя песня.

«Детлев» по-немецки значило что-то вроде «педика», – припомнил Грег.

Аннеке улыбнулась тузу. Краешком глаза Хартманн увидел, как побелел Вильфрид, а Ульрих взял свой «АКМ» с нарочитой небрежностью – ни за что бы не подумал, что светловолосый террорист на такое способен.

Вольф обнял Маки за плечи.

– Ну-ну, Маки, успокойся. Аннеке ничего такого не имела в виду.

Ее улыбка ясно свидетельствовала об обратном. Но Маки прижался к боку старшего товарища и позволил ему утешать себя. Молния прокашлялся, и Ульрих опустил автомат.