Евгений Прошкин - Механика вечности

— Понял, — кротко ответил водитель. — Сдачу давать? — осведомился он, не дыша.

— Оставь себе. Свободен.

— Спасибо, мужики.

— Где ты взял эти бумажки? — спросил Колян, выйдя из машины.

— Бумажки — это то, что у таксиста, а у меня деньги.

— Понятно. А Пушкин на твоих деньгах был?

— Естественно. На сотне. Ты что, не помнишь?

— Помню. — Куцапов обернулся и тоскливо посмотрел на памятник. — Трех богатырей помню.

Мы миновали позор русской кухни — «Макдоналдс», затем аскетичный дворик Литинститута и направились вдоль Тверского бульвара дальше, к самому центру. Не доходя до Никитских Ворот, Куцапов неожиданно свернул в один из кривых переулков. Я было решил, что Коляну приспичило, но заметил, как он обхаживает черный «БМВ».

— Нравится? — спросил он, с нежностью притрагиваясь к стеклам.

— Колян, хватит хулиганить.

— Это моя тачка, Миша. Даже не верится, что ты мог изуродовать такую красавицу. Увел бы что-нибудь попроще.

Я осмотрел машину со всех сторон — ни царапины.

— Та была красного цвета и обтекаемая, как пуля. «ЗИЛ-917» называется. И хотя разбил я ее сегодня, ты об этом узнал еще три дня назад.

— Что ж ты меня, заранее предупредил?

Я промолчал. Куцапов не стал настаивать и занялся автомобилем. Первым делом он залез под заднее колесо и, кряхтя, что-то там отсоединил. Потом он попросил меня принести кирпич, а сам поднял с земли ветку и улегся под капот. Кирпичей поблизости не нашлось, и я выворотил из раздолбанного тротуара кусок асфальта килограмма на три.

— Подойдет?

— Должно. Отойди-ка.

Куцапов с размаха врезал глыбой по замку багажника. Крышка плавно откинулась, а «БМВ» залился оглушительным воем. Колян резво нырнул внутрь, и визги сразу смолкли. Затем он выбил боковое стекло и, просунув руку, открыл дверь. Я без приглашения занял место справа и стал наблюдать, как Колян соединяет провода из рулевой колонки. В зеркало я увидел, что из подъезда выскочил и устремился к машине крепкий парень с крупным черепом. Как заработал мотор, я не услышал, но приборная доска вдруг ожила, стрелки плавно качнулись, и так же плавно, но не мешкая, мы сорвались с места.

— У меня это вышло быстрее и с меньшими потерями, — заявил я нахально.

Куцапов-младший в шлепанцах и спортивных штанах пробежал по переулку до пересечения с бульваром, но его надежды на то, что мы задержимся у выезда, не оправдались. Колян рисково вырулил перед самым носом у «Жигулей» и понесся к Арбату.

Несмотря на то что эта акция сильно отличалась от угона «ЗИЛа», я снова подумал о Ксении и преисполнился гордости и какой-то лихой уверенности: все у нас получится. Я и вообразить не мог, что привязанность к другому человеку добавляет столько страсти и интереса к жизни. Впервые со времен манного детства я не чувствовал себя одиноким — это было восхитительно и странно, поскольку я давно уже смирился с тем, что существую отдельно от шести миллиардов гомо сапиенсов. Более того, я подозревал, что все население Земли так же одиноко, как я, просто оно умело это скрывает.

Перед глазами встал бункер, освещенный десятками керосинок, Ксюша, ожидающая моего возвращения, и во всем вдруг обнаружился смысл. То, что я сейчас делал, было нужно не мне, не какому-то там человечеству, а одной-единственной девушке, ради которой я был готов на любое безрассудство.

Вместе с этой упоительной мыслью появилась и другая, предательская: меня крайне тревожил случай с Мамой. Что, если после нового переброса я вернусь с другой памятью или она изменится у Ксении, не суть важно. Мы можем вновь стать чужими, и я опасался, что повторного счастья не выйдет. Для чего тогда всё: куцаповы, тихоны, дыроколы, сопротивления, для чего тогда я сам?! Нет, Ксения обязательно меня дождется — именно такой, какая она есть. Не верить в это — значит не победить.

Светофор работал как часы, и одно только это уже настораживало. В прошлый раз или, если можно так выразиться, в прошлые разы он подолгу держал красный для главной дороги — проспекта, название которого в моей памяти почему-то не отложилось. Подходило «время Ч», до аварии оставалось меньше минуты, но ни такси, ни фургона «Москарго» на перекрестке не было. Из знакомых машин я отыскал лишь красный «ЗИЛ», да и тот стоял не там, где ему положено, а позади. Стоило ему притормозить, как загорелся зеленый, и группа из двух десятков автомобилей, синхронно разогнавшись, умчалась прочь.

Словно подгадав, когда проезжая часть освободится, на асфальт без грохота, без всякого фурора свалилась бронированная дверь, а еще дальше, метрах в ста — две худые фигурки. Они тут же поднялись и скрылись за домами, а кусок железа продолжал лежать поперек дороги, не вызывая у прохожих никакого интереса. Объяви об этом происшествии газеты, здесь бы сразу образовалось столпотворение, люди долго еще приходили бы к этому месту в надежде на новое чудо. По всей стране выявилась бы армия очевидцев, были бы написаны подробные мемуары, а человек как минимум триста признались бы, что это они прибыли с другой планеты, чтобы научить нас правильной жизни. Возможно, именно так все и будет, но только после того, как раскачаются газетчики, а пока водители раздраженно объезжали артефакт, принимая его за кусок металлолома.

— Видел, видел?! — всполошился Куцапов. — Что это за парочка?

— Мы с Ксенией, — Ответил я не без рисовки.

— А Тихон где?

— А Тихона нет, — горько сказал я, признавая за собой неведомо какую вину.

— Подождем еще?

В его голосе звучала надежда — та, которая по глупой привычке мрет последней.

— Нет смысла.

Почему Тихон не приехал? А с чего я, собственно, взял, что он появится, — просто потому, что видел его здесь раньше? Но ведь Тихон оседлал «Москарго» вовсе не для того, чтобы прокатиться по Москве. Он защищал Шурика. «Нет Кнута — нет Тихона», — родился у меня не слишком оригинальный афоризм, который и подсказал, что делать дальше.

Технология была отработана: Куцапов нашел неприметный переулок, и мы, не вылезая из «БМВ», переехали на полтора часа назад. Первая двойка еще только высаживалась из самосвала, а вторая, то есть мы, уже направлялась к дому Кнутовского, к мексиканскому ресторану, к стрельбе в нем же и к прочим приметам непредсказуемого прошлого. Мы остановились во дворе, и я посмотрел на часы. Уже скоро.

— Ты можешь испортить светофор? — невинно поинтересовался я. — Чтоб не совсем сломался, но и не так чтобы работал.

— Конкретнее.

— Когда мы подъедем к перекрестку, должен гореть красный. Долго гореть.

— Сделаем.

— Хорошо. Возвращайся и жди там. Следи за белым фургоном, Тихон будет в нем.

Куцапов послушно укатил, а я достал сигарету и некоторое время стоял, собираясь с духом. Это совсем непросто — использовать единственного друга в качестве живца. Большая рыба стоит того, чтобы пожертвовать маленькой, но то рыбы. Не поступал ли я по отношению к Шурику подло? А вдруг таксист разгонится чуть сильнее, вдруг Тихон зазевается и не успеет нас спасти — Тихон спасти?! — и мы будем кувыркаться все положенные пятьдесят или сколько там метров, что тогда? Тогда, выкрутился я, нас похоронят в одном целлофановом пакете, и болеть моей совести не придется.