Евгений Прошкин - Слой

— На сульфу посадят, — с тоской проговорил Зайнуллин.

— Ничего, Полонезов ответит. Если что — я на себя возьму.

— Ты, Петруха, настоящий отморозок! За это и люблю.

По коридору разнеслись первые матюги, и Петр толкнул Рената в бок. Зайнуллин вприпрыжку домчался до туалета и, хлопнув так, что со стены слетело несколько плиток, заверещал:

— А ре-ежут! А убива-ают! Су-уки-и!! Спа-аси-ите-е!!

Из комнаты отдыха вышли какие-то растерянные люди. Через секунду, распихивая их локтями, в коридор выскочила Гитлер Югенд. Дежурный у двери пытался ей что-то объяснить, но на нем висел худой и цепкий, как варан, Полонезов.

— Рокировочку, срань колесная... рокировочку уже нельзя, — приговаривал он, взбираясь санитару на загривок.

— Слезь, падла! Десять уколов!

— Ладейку зачем трогал, щенок? Какая же тебе рокировочка, если ты ладейку трогал?

Половина больных окружила охранника и начала смеяться — Зайнуллину бы это не понравилось, но его, к счастью, здесь не было. Ренат бился в сортире и оглашал больницу истошными криками.

— Вызывай, дубина! — велела Гитлер Югенд и понеслась в туалет.

Стряхнув Полонезова, санитар кинулся к столу, но принципиальный Гарри схватил его за брюки и куснул в щиколотку. Вопль санитара на мгновение заглушил стенания Зайнуллина. Югенд обернулась, но лишь отчаянно махнула рукой. Петр дождался, пока она скроется в предбаннике, и побежал в комнату отдыха. Что-то ему подсказывало: следующая фаза — там.

Вокруг телевизора осталось человек пять — из тех, кого выключенный экран увлекает не меньше, чем включенный. У стены, нерешительно оглаживая халаты, топтались Вовчик и Сашка.

— Петя, может, не надо? Ну ее, эту косьбу. Ведь сульфу пропишут, а после нее...

— Что вы сегодня вареные какие-то? Сульфы боитесь! А носки дембелям стирать не боитесь? Всяким садистам вроде Ренатика. Там еще и похуже есть.

— Ладно, ладно, зашугал! Мы начинаем, — предупредил Сашка и, подняв над головой стул, метнул его в телевизор.

Вовчик взял второй и, разогнавшись, протаранил им окно.

— Веселей, симулянты! — поддержал Петр. — Неделька в ремнях, и свобода. За погром такую статью проставят — военком вас за километр обходить будет!

Глухой взрыв кинескопа слился с жалобным звоном оконного стекла, и Петр решил, что дальше здесь справятся без него. Что теперь? Проведать Кочергина. А потом? Посмотрим.

Он устремился к кабинету, но ему преградил путь вечно грустный Караганов.

— Ты говорил, можно будет порисовать, — застенчиво произнес он.

— Да, Гитлер Югенд разрешила, — на ходу бросил Петр. — Краски и холст найдешь в столовой. Поищи там как следует.

— А кисти, Петруха! — крикнул Борода ему в спину. — Кисти в столовой есть?

— В раздаточной. Спрятаны между тарелками.

Неужто даже Серега раскачался? Сонный увалень Серега. «И все — моя работа, — с восхищением подумал Петр. — Славно подготовил. Только б не облажаться. Нет, ну каков! Посмотреть бы на себя вечером — хоть одним глазком. Кто я? Сотник...»

Возле уха пролетел какой-то металлический предмет, но это был не новый накат бредовых воспоминаний, а самая что ни на есть реальность. Больные кидались чем попало — двое уже отползали, держась за головы. Зайнуллин вопил в туалете, видимо, у Югенд не хватало сил с ним справиться, а подмоги все не было. Дежурный с окровавленным лицом лежал у выхода — на нем, словно на батуте, прыгали Полонезов и кто-то еще. Из комнаты отдыха раздавался треск ломаемой мебели, в столовой визжала нянечка, и даже на лестнице, за бронированной дверью, безумно голосили.

Петр прошмыгнул мимо двух дерущихся типов и заперся в кабинете врача. Валентин Матвеевич был на месте. Разбитый висок почернел и запекся, а щеки постепенно приобретали синеватый оттенок, в остальном же он был похож на хрестоматийного любовника, вскочившего с перепугу в гардероб. Петр снял с перекладины вешалку и бережно положил на стол — мятую одежду он не переносил. Свой халат и байковые штаны он запихнул в шкаф. Возникла идейка обрядить в «психическое» самого Кочергина — ради смеха, не более, — но времени на это не было.

Костюмчик Валентина Матвеевича пришелся впору. Ну, почти. Петр подогнул рукава и брюки — намного лучше. Туфли — повезло! — оказались его размера. Петр завязал галстук и, привыкая, прошелся по комнате. Так себе видок, лоховатый. «Здравствуйте, я представляю канадскую компанию. Купите у меня китайский фонарик...»

Эх, когда это было-то! Старые добрые времена... Теперь не то. Теперь Чрезвычайное Правительство и война, война, война. И Нуркин.

Петр сжал кулаки и медленно выдохнул — не до ярости. Хладнокровие, иначе отсюда не выбраться. Скорее всего и так не выбраться, но раз уж начал... Конечно, это не простая психушка, однако с Кочергиным вот получилось. Надо пробовать.

Он накинул поверх костюма свежий крахмальный халат и потянул дверь. В коридоре стоял невообразимый гвалт. Полонезов, намаявшись, слез с дежурного и принялся собирать по полу шахматы. Тот несколько раз пнул его ногой в живот и лишь после этого отодвинул засов.

Высокая створка открылась, и с лестницы вломились десять человек в зеленой форме, каждый — с дубинкой. Вместо того чтобы лупить по спинам, они тыкали больных, словно это были не палки, а рапиры. Больные мгновенно валились и уже не вставали.

Электрошоковые, сообразил Петр. Полезная штучка.

Зеленых он раньше не видел — или специальное подразделение, или со всех этажей собрали. Есть, по крайней мере, надежда, что и они его не знают.

Петр закрыл кабинет и спокойно пошел к выходу. «Нет, так нельзя», — опомнился он.

— Осторожней, мясники проклятые! — негромко прикрикнул Петр. — Это ж люди. Головы не трогать, только в корпус. Головы, сказал, не трогать! Кому их потом в чувство приводить? Ну, пусти, дай пройду.

Охранники посторонились, и он, еле сдерживаясь, чтоб не побежать, перешагнул через высокий порог.

Обычная лестница. Перила с голубой пластиковой полоской, неровные бежевые стены, на полу — плитка «в шашечку». Окна с решеткой, но отсюда она выглядела совсем не так, не по-тюремному. Просто чтобы инвалид какой не выпал или, допустим, ребенок. Здесь эта решетка не угнетала, не задерживала. Ступени — тоже как ступени. Раз-два, раз-два, вниз, не спеша. Только не торопиться, на него могут смотреть. Да кому он нужен!

— Валентин Матвеич? — позвали сзади. Петр остановился.

— Валентин Матвеич, вас Аркадий Палыч просил зайти.

Это из новеньких кто-то. Будь на его место другой...

— Да? Хорошо. Хорошо, зайду.

Петр помедлил и спустился еще на две ступеньки.

— Валентин Матвеич!

— Ну?

— Он просил срочно. Аркадий Палыч. Просил сразу же.

— Н-да? Я и иду.

— Так он же на третьем.