Евгений Прошкин - Слой

— Сейчас возьмем. С вашей помощью или без — решайте.

— Да, да!

Сейчас Борис не возражал даже против недели или двух в лефортовской камере, только б потом все прояснилось. Он успел представить, с какой страстью сожжет свои еретические записи про трансформацию сознания и многослойность пространства.

— Что делать? — напряженно произнес он.

— Подъехать и позвать его в машину.

Борис завел мотор, включил заднюю скорость и вырулил на дорогу. Пропустив длинный фургон, он пересек улицу и плавно остановился у магазина. Костя раздраженно отмахнулся, но, увидев внутри майора, расплылся в улыбке и побежал к «Форду».

Старшов распахнул дверцу и резво выскочил навстречу. Ожидаемых Борисом наручников и табельного оружия он не достал.

Костя с майором налетели друг на друга и крепко обнялись. Борис поглядывал на них со смешанным чувством облегчения и тревоги. Он был счастлив от того, что его разыграли, что камеры в Лефортове не предвидится, что все, черт возьми, хорошо, но при этом он хотел бы проявить больше выдержки. Перед товарищем Роговцева он предстал отнюдь не в лучшем свете, и это его смущало.

— Знакомьтесь, — сказал Константин. — Борис, специалист по психам. Петр, сотник Ополчения. Он же — «больной Е.».

Петр и Костя устроились на заднем сиденье. Борис протянул Петру руку — тот ее пожал, но с секундной заминкой.

— Изуверский у тебя юмор. Бабушка меня госбезом еще с пеленок стращала.

— Оно и заметно. Будем считать, оправдался. Детские фобии — это святое.

— Как ты нас нашел? — спросил Борис. — Неужели догадался — девятого числа, у девятого дома, в девять часов?..

— Ребят, это вы меня в девять искали. А я здесь с восьми дежурю.

— Тогда не состыкуется, — сказал Борис.

— Кто вовремя приходит, тот может не уйти, — возразил Петр.

— Ты про засаду? Откуда они у нас?

— Но ты-то ведь попал, — не совсем определенно ответил Петр и, наклонившись к Костиному уху, шепнул: — У тебя с собой что-нибудь есть?

Тот откинул полу пиджака и достал финку с зубчатым лезвием.

— Ох и падок ты на эти самурайские штуки. Багажник пустой? Туда положим.

— Бориса? Он не опасен, — возразил Костя.

— Неопасный Борис только что тебя продал.

— Я думал, вы смеетесь. Госбез какой-то...

Петр молча бросил ему свое удостоверение. Константин внимательно прочитал все, что там было написано, и, захлопнув, вернул. Потом опять вынул нож и полюбовался фигурной заточкой.

— Швейцария, — с уважением проронил он.

— Знаешь, Влад, я, кажется, начинаю жалеть, что с тобой связался, — сказал Широков. — Фонд и партия. Разные вещи. Мы переходим границу. Раньше были только деньги, теперь...

— Теперь большие деньги, Михал Михалыч, — вставил Нуркин. — Мы же в политику не лезем, и все это понимают. Просто урожаи на нашем огородике будут обильней. А чужого огородика нам не надо.

— Урожаи... — буркнул Широков. — Геморрои у нас будут. Такие, что жопы не хватит. Я чувствую.

— Уже? Рано, Михал Михалыч, еще не доехали, — засмеялся Нуркин.

Широков хотел ответить что-нибудь резкое, но поленился. Этот выскочка наглел на глазах — естественно и неудержимо. Широков и не особенно-то сопротивлялся. Из бухгалтеров да в заместители председателя, у кого ж головенка не закружится?

«Надо будет его сплавить куда-нибудь, — решил он. — Вот пройдем организационный период, все утрясем, и — чао, бамбино!»

Сорокапятилетний бамбино что-то мурлыкал себе под нос и покачивал ножкой, благо пространство «Линкольна» это позволяло. За окнами неслись прокопченные деревья с высокими кронами — нижние ветки не выдерживали шоссейной экологии и, высыхая, шли на дрова для многочисленных шашлычных.

Охранник за звуконепроницаемой перегородкой провожал взглядом каждый мангал и тревожно шевелился.

«Не кормят его, что ли», — раздраженно подумал Нуркин.

Из всех необходимых для такой должности достоинств секьюрити имел лишь большой бритый череп и лицензию на ношение оружия. Как специалист он был полный ноль, и Нуркин, поднаторевший в вопросах личной безопасности, уговаривал Широкова оставить детину в офисе. Михал Михалыч, любивший проявлять принципиальность в мелочах, настоял на своем. Не то чтобы он кому-то не доверял или кого-то боялся — просто из художественной литературы Широков знал, что на бандитскую стрелку желательно выезжать толпой.

Четвертым в «толпе» был водитель, смышленый малый, вовремя покинувший какой-то ведомственный гараж. Нуркин присматривался к нему уже несколько дней. Преданный человек дорогого стоит.

— Долго еще? — капризно спросил Широков, включив переговорное устройство.

— Почти приехали, Михаил Михайлович, — отозвался водитель. — Двадцатый столбик.

— Ох, не надо было... — сказал Широков, отпуская кнопку.

— Надо, надо, Михалыч, — заверил Нуркин. — Сумма посильная, нас это не разорит, зато крепкий сон и здоровый аппетит. О! Стихи получились. И потом, Михалыч, это же связи. Они в нашем продвижении заинтересованы. Для них это престиж. Не каждая группировка имеет партию.

— То-то и оно, что имеет.

— Вас сегодня заносит на какую-то гомосексуальную тематику. Не вздумайте при них отпускать подобные каламбуры.

— Что ж они, совсем пещерные? Одна блатата?

— Если так переживаете, могли бы в офисе подождать, я ведь предлагал.

Широков промокнул губы платком и отвернулся. «Этот бухгалтер слишком прыток, чтобы удовлетвориться малым. Потянет одеяло на себя, обязательно потянет. Расстаться — и чем скорее, тем лучше».

— Двадцать четвертый километр, — предупредил водитель.

Нуркин и сам уже видел. На обочине стоял угловатый джип болотного цвета, из которого торчала мускулистая рука. Рука призывно махнула, и водитель, не останавливаясь, проехал дальше. Сзади невесть откуда появился вишневый «БМВ». Обогнав «Линкольн», он дважды мигнул поворотиками.

Через несколько километров они свернули — название на проржавевшем указателе Нуркину разглядеть не удалось, но дорога была хорошая, асфальтированная. Миновав маленький мост со свежевыкрашенным шлагбаумом, эскорт вкатился в дачный поселок. О том, что это именно поселок, а не парк и не заповедник, Нуркин догадался, лишь когда заметил череду высоких заборов.

Кругом росли огромные сосны, и было непонятно, каким образом здесь что-то построили, не повредив деревьев. Дощатые ограды тянулись на многие метры, и каждый участок занимал никак не меньше пятидесяти соток.

«БМВ» встал у темно-зеленых ворот и просигналил. За распахнувшимися створками возник добротный бревенчатый дом в два этажа с мансардой и открытой верандой.

Слухи о разнузданном бытии преступных авторитетов оказались сильно преувеличенными — ни фонтанов, ни павлинов, ни голых негритянок на участке не наблюдалось. Напротив, все выглядело весьма почтенно: беседка в ползучих растениях, выложенные обычной плиткой дорожки и фантастической красоты цветник. Даже пресловутые боевики были похожи на любимых племянников какого-то дряхлого лауреата.