Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 11

Это была поистине странная компания, и я начал понимать, что имел в виду профессор Брюнн, говоря, что нам — «выродкам» — делаются немалые скидки. Нас было двенадцать мыслечитчиков — я хочу сказать — двенадцать только для «Льюиса и Кларка»; всего же для эскадры из двенадцати кораблей их было свыше полутора сотен, то есть здесь были собраны половинки всех телепатических пар, с которыми ФППИ удалось подписать контракт. Я спросил одного из них — Бернарда ван Хоутена, почему каждый корабль берет с собой такую тьму телепатов.

Он с жалостью поглядел на меня.

— Попробуй-ка поработать головой, Том. Если в приемнике перегорит сопротивление, что надо делать?

— Как что? Заменить его.

— Вот тебе и ответ. Мы — запасные части. Если какой-то конец телепары помрет или еще что, этот «передатчик» перегорит и уже навсегда. Тогда они включат другую пару. Надо быть уверенными, что у них к концу полета останется хоть одна работающая телепара… Во всяком случае, они на это надеются.

Я еле-еле успел ко времени отлета из Цюриха запомнить имена наших мыслечитчиков. Там были: я, Бернард ван Хоутен, Анна Хорошен, полукитаянка-полуперуанка по имени Мей-Линг Джонс (она произносила свою фамилию как «Хонс»), Руперт Хауптман, Глория Мария Антонита Докампо, Сэм Рохас и Пруденс Мэтьюз. Все они были примерно моих лет; еще значился некий Дасти Родс, выглядевший лет на двенадцать и уверявший, что ему четырнадцать. Я никак не мог понять, как ФППИ удалось уговорить родителей отпустить в полет такого ребенка. Может, они терпеть его не могли? Вообще-то говоря, представить себе такую ситуацию было совсем нетрудно.

Затем в нашу семью входили трое значительно более пожилых — мисс Гамма Фортни, Кас Уорнер и Альфред Макнейл. Мисс Гамма была существо фантастическое — что-то вроде старой девы, которая твердо решила не переступать порог тридцатилетия; она была членом тройни. ФППИ наскреб четыре тройни близнецов-мыслечитчиков, которых удалось уговорить лететь. Их намеревались использовать для связи между кораблями, разбив последние на четыре группы по три, причем каждая группа из трех связывалась с другой близнецами-двойняшками. Поскольку тройни встречаются в восемьдесят шесть раз реже, чем двойни, приходится удивляться, что среди них удалось найти столько телепатов и уговорить их лететь; надо думать, что при этом пришлось закрыть глаза на вопрос — нормальны ли они или не так чтобы очень. Полагаю, что мисс Альфу, мисс Бету и мисс Гамму больше всего привлекал эйнштейновский эффект времени: они могли расквитаться со всеми мужчинами, которые некогда не пожелали на них жениться, тем, что сами остались бы молоды, в то время как бывшие поклонники уже отдали бы концы от старости.

Мы были «угловым» кораблем, а Кас Уорнер — нашим связным, замыкавшим нас на своего близнеца на «Васко да Гаме», что связывало между собой две группы кораблей по три в каждой. Другие пары близнецов соединяли остальные «углы». Те мыслечитчики, которые работали, обеспечивая связь между кораблями, не обязательно должны были быть молоды, так как их двойняшки или тройняшки не оставались на Земле и, следовательно, не рисковали состариться, пока их братья или сестры сохраняли бы свою молодость, согласно законам относительности. Касу Уорнеру исполнилось сорок пять — это был славный спокойный мужчина, которому очень нравилось сидеть за одним столом с нами — мелюзгой.

Двенадцатым был мистер («зови меня дядюшка Альфред») Макнейл — неописуемо милый старикан. Это был негр в возрасте не меньше шестидесяти пяти (точнее сказать не берусь), обладавший той праведностью, которой обзаводятся некоторые старики, если только им удается избежать превращения в зануд и эгоистов… Стоило только поглядеть на него, чтобы сразу биться об заклад на любую сумму, что дядюшка Альфред в своей церкви служит диаконом.

Я сошелся с ним потому, что невыносимо затосковал по дому в ту первую ночь, когда оказался один в Цюрихе. Дядюшка Альфред почувствовал это, пригласил меня после ужина в свою комнату и как-то очень быстро успокоил. Я принял было его за одного из психиатров Фонда, вроде профессора Брюнна, но нет — он оказался половинкой телепары и даже не из пары однояйцовых близнецов. Его партнер оставался на Земле.

Я не мог в это поверить, пока дядюшка Альфред не показал мне вторую половинку своей телепары — это была девчушка со смеющимися глазками и множеством «поросячьих хвостиков» — туго заплетенных коротеньких косичек. Только тогда я усек своей тупой башкой, что встретился с величайшей редкостью — телепатической парой, составленной не из близнецов. Она звалась Селестина Регина Джонсон и приходилась Макнейлу внучатой племянницей; он же называл ее Конфеткой, что я узнал, когда дядюшка представил меня ее фотографии и объяснил девочке, кто я такой.

Тут мне пришлось сделать небольшую паузу, чтобы рассказать об этом деле Пату, совсем забыв, что он с ними обоими познакомился гораздо раньше меня.

Дядюшка Альфред уже был на пенсии и оказался главным товарищем игр своей крохотной внучатой племянницы, так как жил вместе с племянницей и ее мужем. Он сам учил малютку говорить. Когда ее родители погибли в дорожной катастрофе, ему пришлось вернуться на работу, ибо он решил не отдавать девчурку на удочерение.

— Я понял, что могу следить за Конфеткой, даже когда не вижу ее. Она была расчудесным ребенком, и это означало, что я могу нянчить ее даже в то время, когда приходится быть вне дома. Я понял, что обладаю особым даром, что Господь в своем бесконечном милосердии даровал мне то, в чем я нуждался больше всего, чтобы заботиться о моей малютке. Единственно, что беспокоило дядюшку Альфреда, так это мысль, что он может не прожить так долго, или, что еще хуже, не сможет работать столько, сколько необходимо, чтобы вырастить Конфетку и дать ей хороший старт в жизни. Но потом появился проект «Лебенсраум», который и решил все. Нет, он нисколько не боялся покинуть Конфетку, ибо в действительности разлуки не было, ведь каждую минуту суток они были вместе. У меня создалось впечатление, что фактически он даже видел ее, но расспрашивать о деталях было неловко. В любом случае для него даже каменные стены не могли стать тюрьмой, а световые годы не означали разлуки. Дядюшка Альфред твердо знал, что бесконечная милость Господня, которая так долго позволяла им быть неразлучными, продлится столько, сколько надо, для того чтобы он мог завершить свою миссию. А что случится после этого — в руках Господа.

Я никогда не встречал никого, кто был бы так тихо и безоблачно счастлив. Я забыл о своей тоске по дому, пока не ушел от него и не лег в постель. Тогда я позвал Пата и рассказал ему о том, что подружился с дядюшкой Альфредом. Пат ответил, что точно — дядя Альф славный чудак, а теперь не угодно ли мне заткнуться и посопеть в две дырочки, поскольку завтра нам предстоит очень тяжелый день.