Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 11

Я уже хотел вмешаться в спор, но почувствовал, что Пат пока предпочитает остаться в стороне. Мистер Гикинг пожал плечами и отозвался:

— Если это так, то я вам очень признателен. Однако я пришел сюда только затем, чтобы попросить ваших мальчиков пройти несколько тестов и ответить на кое-какие вопросы. Я всего лишь местный агент; я не руковожу Проектом.

Вот тут-то Пат и вмешался:

— А почему бы и нет, па? Тесты у вас в портфеле, мистер Гикинг?

— Послушай, Патрик…

— Все в порядке, па. Покажите нам тесты, мистер Гикинг.

— Хм… Я имел в виду нечто иное. У Проекта есть свой местный офис в Транслуна-Билдинг. На тесты уйдет не меньше половины рабочего дня.

— Ого! Тащиться в центр города да еще терять полдня… Сколько вы за это заплатите?

— Что? Участников просят пожертвовать своим временем в интересах науки.

Пат отрицательно покачал головой.

— Очень жаль, мистер Гикинг. Эта неделя у нас экзаменационная. А кроме того, брат и я заняты в школе работой с почасовой оплатой.

Я промолчал. Экзамены у нас уже кончились, остался лишь исторический анализ — курс очень легкий, ибо не требует математического аппарата, а лишь знания статистики и псевдопространственных расчетов. Что же касается школьной химической лаборатории, где мы работали, то она на время экзаменов закрыта.

Уверен, что па ничего этого не знал, иначе он непременно вмешался бы. Па только дай зацепку, и он тут же забудет о своих предубеждениях и превратится в сурового римского судью.

Пат встал, я тоже вскочил. Мистер Гикинг продолжал сидеть.

— Есть возможность договориться, — сказал он спокойно.

Пат выжал из него столько, сколько мы зарабатывали мытьем пробирок за месяц, и это всего лишь за полрабочего дня! А потом Гикингу пришлось еще удвоить эту сумму, когда выяснилось, что нам придется проходить тесты вместе (как будто это могло быть иначе!). Мистер Гикинг заплатил без звука — чистоганом и вперед.

Никогда в жизни я не видел столько близнецов, сколько их собралось на сороковом этаже Транслуна-Билдинг во второй половине дня в среду. Я не люблю ошиваться среди близнецов — мне кажется, что у меня двоится в глазах. И не говорите, что я непоследователен — просто я никогда не видел со стороны ту пару, часть которой составляю я сам; я всегда вижу только Пата.

И Пат думает так же; мы никогда не дружили с другими близнецами. Вот и сейчас он огляделся и присвистнул.

— Том, тебе приходилось когда-нибудь видеть подобную свалку запасных частей?

— Никогда.

— Если б я тут заправлял, я б половину из них пристрелил. — Он говорил шепотом, чтоб ненароком не оскорбить кого-нибудь из присутствующих. Пат и я пользовались той манерой разговора, к которой прибегают заключенные в тюрьмах, так что для окружающих наш разговор — головоломка, а мы понимаем друг друга отлично. — Препротивное зрелище, верно?

Тут он опять присвистнул, и я глянул туда, куда он смотрел. Разумеется это были близняшки, но как раз тот случай, когда один — хорошо, а двое — лучше. Огненно-рыжие сестрички, помоложе нас, но не такие уж малявки — думаю, лет шестнадцати — и очаровательны, как котята персидской кошки.

Эти сестрички произвели на нас такое же действие, как пламя свечи на ночную бабочку. Пат шепнул:

— Том, мы просто обязаны подарить им чуточку своего свободного времени!

И напрямик дунул к ним, а я чуть не отдавил ему пятки.

Девушки были одеты в подобие шотландских костюмов, и благодаря зеленой клетчатой материи их волосы пылали, как костер на ветру, а сами они были восхитительнее свежевыпавших снежинок. И почти так же холодны. Пат успел произнести лишь половину вступительной речи, как вдруг потерял ее нить и заткнулся. Девчонки смотрели как бы сквозь него. Я залился краской, и от того, что могло стать величайшим позором нашей истории, нас спас лишь ослиный вопль громкоговорителя:

— Прошу внимания! Вам надлежит подойти к дверям, помеченным заглавной буквой ваших фамилий.

Так что мы отправились к двери с табличкой А-Д а рыжие красотки — к противоположному концу алфавита, не бросив в нашу сторону ни единого взгляда. Когда мы встали в очередь, Пат пробормотал:

— Может, у меня на губах следы необсохшего молока? Или они дали обет остаться старыми девами?

— Вероятно, и то и другое вместе, — ответил я. — В любом случае я предпочитаю блондинок.

Так оно и было, поскольку Моди — блондинка. Пат и я ухаживали за Моди Каурик с определенным успехом уже чуть ли не год, хотя в моем случае это обычно означало, что мне подсовывали приятельницу Моди — Гедду Стейли, чье представление об увлекательной беседе сводилось к многократному повторению вопроса: а не кажется ли мне, что Моди — самое прелестное существо на свете? А раз так оно и было и в подтверждении не нуждалось, то наш разговор трудно назвать особо блистательным.

— Пожалуй, я тоже, — согласился Пат, даже не сказав, какую именно блондинку он имеет в виду. Моди была единственным предметом, который мы с Патом никогда между собой не обсуждали. — Но я, знаешь ли, смотрю на вещи шире. — Он пожал плечами и весело добавил: — Во всяком случае, если есть выбор.

А выбор, конечно, был, ибо из нескольких сот присутствующих близняшек, по меньшей мере треть была примерно нашего возраста или, во всяком случае, могла рассматриваться как подходящая, причем половина из них, насколько я могу судить, не прибегая к точному расчету, относилась к полу, который простую сходку превращает в общественное событие. Однако им всем было далеко до того класса, к которому принадлежали рыженькие сестрички, а поэтому я снова стал рассматривать присутствующих как обычную толпу.

Самая взрослая пара из виденных мной — двое мужчин лет тридцати с небольшим. Но я видел и девочек лет двенадцати, которые пришли в сопровождении мамаш. Большинство же составляли люди лет двадцати с хвостиком. Я как раз пришел к выводу, что «Генетические исследования» набирают своих рекрутов из различных возрастных групп, когда вдруг обнаружил, что мы уже стоим во главе очереди и клерк спрашивает наши фамилии.

В течение следующих двух часов нас передавали из рук одного сборщика данных к другому, у нас брали отпечатки пальцев, кровь на исследование, заставляли отвечать да или нет на сотни глупейших вопросов, на которые никак нельзя было ответить простым согласием или отрицанием. Медицинский осмотр проводился очень тщательно и сопровождался обычным, великолепно спланированным издевательством, когда человека заставляют стоять босым на холодном полу в комнате, где температура ровно на пять градусов ниже, чем это приятно для голой кожи, в то время как жертву тыкают пальцем в разные места да еще задают при этом вопросы самого интимного характера.