Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 11

Я уже окончательно отупел и ко всему потерял интерес, когда Пат шепотом предложил сорвать одежду с врача и потыкать его в живот, потребовав при этом, чтобы медсестра точно фиксировала его персональные ощущения. Единственная мысль, доставившая мне радость, — это то, что Пат заставил их раскошелиться за извлекаемые из нас удовольствия. Затем нам разрешили одеться и ввели в комнату, где за столом сидела очень симпатичная дама. Перед ней находился эпидиаскоп, на экране которого она рассматривала два графика, изображавших наши личностные характеристики. Они были почти идентичны, но я попытался понять, в чем все-таки их различие. Впрочем, я все равно не знал, который из них мой, а который Пата, да и вообще я никудышный математикопсихолог. Женщина улыбнулась и сказала:

— Садитесь, мальчики. Я — доктор Арно. — Она отложила графики и стопку перфорированных карточек, добавив: — Великолепный образчик зеркальных близнецов вплоть до декстрокардии 7 7 Врожденная аномалия — расположение сердца в правой половине грудной полости. . В высшей степени любопытное явление!

Пат попытался хоть уголком глаза подглядеть что-то в бумагах.

— А каков теперь наш IQ 8 8 IQ — коэффициент интеллектуальности. , доктор?

— Это не важно. — Она спрятала бумаги в стол, и сейчас же в ее руках появилась колода карт. — Когда-нибудь имели дело с такими?

Разумеется, имели. Это были классические карты Рейна для тестирования — завитушки, звезды и прочее. В школьных курсах психологии всегда используются такие колоды, и, если кто-то наберет очень высокое число очков, значит, этот умник сумел раскусить учителя и обойти его. Пат разработал очень простой способ обмана, и наш учитель, который так устал, что не мог даже как следует разозлиться, разбил нашу пару, заставив проходить тестирование только с другими партнерами, в результате чего наши показатели упали до величины стандартных ошибок. Так что я был к этому времени полностью уверен, что мы с Патом не какие-то экстрасенсорные выродки и что карты Рейна окажутся просто еще одним скучным испытанием. И тут же почувствовал, как Пат напрягся.

— Держи ушки на макушке, паренек, — услышал я его шепот, — и мы классно позабавимся.

Доктор Арно его, конечно, не слыхала. Я не был уверен, что эта проделка стоит свеч, но знал, что если он найдет способ подавать мне сигналы, то я не смогу удержаться от жульничества. Только зря я беспокоился. Доктор Арно увела Пата в другую комнату и вернулась уже без него. Она была связана с соседней комнатой микрофоном, но шансов, что Пат сможет шепнуть в него что-нибудь, не было никаких — микрофон работал только тогда, когда его включала доктор.

С места в карьер она начала:

— Первый тест начинается через двадцать секунд, — сказала она в микрофон и, выключив его, обернулась в мою сторону. — Смотри на карты, которые я буду тебе показывать, — сказала она, — не напрягайся, не старайся что-то сделать. Просто смотри на них.

Ну, я и стал на них любоваться. Такая тягомотина в разных вариантах длилась, вероятно, около часа. Иногда мне приходилось принимать, иногда посылать сигналы. На мой взгляд, ничего такого не произошло, тем более что мне даже не сказали, сколько очков нам удалось набрать.

Наконец доктор Арно взглянула на лист с отметками и сказала:

— Том, я хочу сделать тебе очень легкое вливание, вреда тебе оно не принесет, а его действие закончится еще до того, как ты вернешься домой. О'кей?

— Какое еще вливание? — спросил я с подозрением.

— Не бойся, оно совершенно безвредно. Мне не хочется говорить тебе что-нибудь еще, так как ты можешь подсознательно смоделировать именно ту реакцию, которую, как тебе кажется, мы ожидаем.

— Хм… а что говорит мой брат? Ему тоже сделают вливание?

— Не имеет значения. Пожалуйста, я очень тебя прошу.

Я все еще колебался. Па не одобряет вливаний и прочего в таком роде, кроме случаев крайней необходимости; один раз он устроил скандал из-за того, что мы приняли участие в компании по борьбе с энцефалитом.

— Вы доктор медицины? — спросил я.

— Нет. У меня ученая степень. А что?

— А откуда вы знаете, что лекарство безвредно? Она прикусила губу, а потом ответила:

— Я могу вызвать сюда доктора медицины, если ты мне не доверяешь.

— Э-э-э… думаю, в этом нет необходимости. — Я вспомнил кое-что из того, что па говорил об уколах снотворного, и спросил: — А что, Фонд Поощрения Перспективных Исследований в случае чего платит страховку от несчастных случаев?

— Что? Разумеется, думаю, что платит. Больше того, уверена в этом. — Она поглядела на меня и добавила: — Том, а что нужно, чтобы сделать мальчика твоего возраста таким подозрительным?

— А? Почему вы меня-то спрашиваете? Вы же психолог, мэм, не я. А кроме того, — продолжал я, — если бы вам пришлось столько раз садиться задом на кнопки и гвозди, как мне, вы бы тоже стали недоверчивы.

— М-м-м… ладно, не важно. Училась столько лет и все еще не представляю, куда же идет наше юное поколение. Ну, так как? Позволишь сделать укол?

— Х-м-м… пожалуй, соглашусь, раз ФППИ выплачивает страховку. Только вы напишите на бумажке, что именно вы собираетесь мне вколоть, и поставьте свою подпись.

На щеках у нее появилось два ярких красных пятна. Тем не менее она все же взяла листок почтовой бумаги, что-то написала на нем и вложила в конверт, который тут же заклеила.

— Убери в карман, — произнесла она сухо, — но прочти только после конца эксперимента. Ну а теперь подними левый рукав.

Сделав укол, она сказала ласково:

— Будет немножко больно… во всяком случае, я надеюсь на это.

Так оно и вышло.

Доктор Арно погасила все огни в комнате, кроме лампочки в эпидиаскопе.

— Тебе удобно?

— Вполне.

— Извини, я, наверно, показалась тебе склочницей. Будь добр, расслабься и чувствуй себя, как дома. — Она наклонилась и что-то сделала с креслом, в котором я сидел. Оно медленно раскрылось, и я оказался лежащим в гамаке. — Расслабься и не сопротивляйся. Если почувствуешь, что хочется спать, не волнуйся, это так и должно быть. — Она села, и теперь я видел только ее лицо, освещенное эпидиаскопом. Она очень мила, решил я, хоть и слишком стара, чтоб это могло иметь значение… лет тридцать, а может, и больше. И вообще симпатичная. Еще несколько минут она говорила мне что-то своим славным голоском, да только я не помню, что именно.

Должно быть, я уснул, так как вдруг стало совсем темно, и Пат оказался рядом, хотя я не заметил света, когда открывалась дверь в его комнату. Я хотел было заговорить с ним, но вдруг услышал его шепот:

— Том, ты когда-нибудь видывал этакую бессмысленную ерундистику?

Я шепнул ему в ответ:

«Мне это напоминает время, когда нас посвящали в племя Конголезских Каннибалов».