Яна Завацкая - Мы будем жить

После гимназии мы ни разу не общались, не встречались, даже не говорили по телефону. И вот теперь Нико, молодой психиатр, стажирующийся в Ганноверской клинике, способен помочь мне найти коллегу — женщину-психиатра, которую я смог опознать на случайной фотографии в интернете. Я выяснил очень сложным путем, что теперь ее звали Ангела Граф, и никаких сведений о ней ни в интернете, ни в более-менее доступных источниках не было, полицию же привлечь к поискам невозможно из-за отсутствия серьезных показаний. Не мог же я объяснить, зачем мне нужна эта Ангела…

Я ехал первым классом — скучнее, зато спокойнее: вместо пестрой толкотни подростков, футбольных болельщиков, панков, накрашенных девиц, мусульманских мамаш в хиджабах и с колясками, жмущихся к окошку пожилых дам вокруг меня сидели чинные одинаковые мужчины, сплошь в сером и черном и с ноутбуками. В большинстве — раскрытыми. Я не стал исключением и тоже раскрыл свой ноут.

Но мне было не до чтения и не до работы — да и какая работа теперь?

Я вспоминал последние события. Меня отвезли домой в закрытой машине — местоположение базы с кошмарной гильотиной знать не положено. Несмотря на предупреждение, я поиграл с мыслью все-таки возбудить дело против них, обратиться в полицию.

Но мысль эта мне не нравилась, и вот почему. Так нагло и бессовестно нарушать десяток законов прямо в центре Федеральной Республики могут только люди, имеющие такую крышу, связанные с такой властью, по сравнению с которой власть канцлера выглядит скромно. Да, это невероятно. Но разве я первый раз в жизни сталкиваюсь с невероятными событиями? И заметим, оба раза — по одному и тому же поводу. Эта Организация не могла не заручиться механизмами защиты от вмешательства немецкой полиции или спецслужб. Она — сама по себе спецслужба.

Вряд ли мне что-то грозит, если я обращусь в полицию — разве что новые работодатели еще меньше будут мне доверять. А вот геморроя не избежать, да и поверят ли мне? Меня похитили, держали под замком, кололи наркотиками, демонстрировали записи убийства и приготовления к убийству человека на моих глазах… Звучит слишком невероятно, я бы сам не поверил. По крайней мере, до тех пор, пока не связался с амару.

В итоге я позвонил Михаэлю и попросил о встрече.

— Понимаешь, — сказал я ему, — со мной случилась скверная история. Очень скверная. Практически я в западне. Мне нужен совет, а ты все-таки полицейский…

Мы уговорились, что встретимся вечером, в кофейне "Шанс". Все было нормально, никто не звонил мне, не писал мейлов или СМС, и к условленному часу я сидел за столиком, потягивая латте. Михаэль почему-то запаздывал. Я уже начал нервничать, когда мобильник зазвенел "Маршем тореадора" — мелодию я давно уже не менял.

Звонил Михаэль.

Голос тусклый, слабый, сбивчивый — я бы даже его не узнал, если бы не высветившееся на экранчике имя.

— В общем, старик, извини. Не могу прийти. Так вышло. Нет, и позже не смогу. И завтра. Но я навел справки. В общем, я знаю, о чем ты хотел поговорить. Мой тебе совет… — он сделал паузу, словно выговаривать слова ему было трудно, — не пытайся грести против течения. В этом деле никто не сможет тебя защитить. Понимаешь — вообще никто. Потому что речь идет… ну это такой уровень международной безопасности, на котором все иначе, и нам этот уровень недоступен, они могут прямо завтра позвонить, и все наше управление расформируют. Да, такое бывает. А что ты думаешь — со всеми этими исламистами наша полиция борется, что ли? Насколько я знаю… короче, тебе лично ничего не грозит, просто выполняй, что скажут, и Родина тебя не забудет.

В тот же вечер я проверил аккаунт Михаэля в фейсбуке — мой однокашник был на месте и как раз выложил новые фотографии дочки. Я стукнулся в его чат.

"Миха, у тебя все в порядке с мобильником?"

Он ответил сразу же.

"Все в порядке, Клаус, и вообще не волнуйся. Насчет того, что я тебе сказал — это правда".

"Что — правда?"

"Там все чисто. Делай то, что тебе сказали. Все будет нормально".

Собственно, я хотел только убедиться, что самого Миху тем временем не закатали в асфальт и не скинули куда-нибудь в Нордзее. Подделать звонок и все остальное теоретически можно. Но это очень маловероятно. Для очистки совести я на следующий день зашел все-таки в его управление под предлогом какого-то запроса и отметил как серебристый Мерс Михаэля на стоянке, так и его самого в глубине за стеклянной перегородкой. Миха был жив и отвечал мне, по-видимому, вполне искренне.

Родное государство впервые на моей памяти дало сбой — оно не могло и не хотело больше меня защищать.

И вот теперь я ехал в Ганновер — выполнять приказ новых работодателей. Отказаться? Хорошо бы мне угрожала за это всего лишь смерть — но эти нашли надежный способ шантажа.

Великий Один, и за что мне такое? Если вдуматься, все, чего мне хотелось, и на чем я настаивал — жить спокойно. Не вмешиваясь ни во что. Никому не причиняя зла. Типичная, стандартная позиция современного человека — держаться подальше от левых и правых краев, по центру, ни во что не вмешиваться, никуда не лезть, ни во что не верить по-настоящему, ничему не присягать — потому что любые идеологии, любая вера, в общем, все, к чему люди относятся серьезно — обязательно ведут к насилию и увеличивают количество зла. А я не хотел его увеличивать. Вот любой ценой — не хотел, видит Озирис! Ушел из полиции. Ни к кому не примкнул, держался подальше от любых идеологий и высокомысленных рассуждений о судьбах мира и отечества. Когда Анквилла позвал меня с собой — оттолкнул инстинктивно, чистюля, как же, ведь Анквилла тоже убийца, ведь и они, эти амару, тоже убивают, увеличивают зло, да и идеи у них сомнительные, а я хочу остаться чистым.

Вот я и не остался чистым. Просто не получилось.

Может быть, так рассуждал и дедушка Франц, бывший гитлеровский солдат? Надо было сходить еще раз на его могилку, он умер полгода назад. Он тоже хотел остаться чистым, не увеличивать количество зла, не расстраивать родителей, не примыкать к радикалам, жить, как все… Но Зло пришло за ним само и заставило-таки измараться в крови и грязи.

Так оно пришло и за мной.

Я не знаю, правы ли амару. То есть амару не виноваты в том, что родились такими — но правы ли хальту, верна ли их идеология, не увеличивают ли они мировое зло. Но в том, что мои новые работодатели — Зло, сомнений у меня не осталось.

Мне все еще, стоит закрыть глаза, видится, как стремительно падает лезвие, рассекая тело надвое. Я ощущаю на своем темени острие этого лезвия.

…Но что делать в таком случае? Если зло — со всех сторон, и нет возможности не запачкаться, неужели следует просто принять одну из этих сторон?

Наверное, нет. Но для начала хоть разобраться, понять, что именно думает, говорит и собирается делать одна сторона, что — другая.