Виталий Забирко - Мародер

В пруду что-то плеснулось раз, второй, по воде пошли круги, дробя отражение фонаря.

«Откуда здесь рыба, да еще крупная?» – недоуменно подумал я и перевел взгляд на пруд.

Рыбой оказалась моя тень, самозабвенно плескавшаяся в воде. Будто я собаку вывел на прогулку, и она предавалась водному моциону. Я насупился и погрозил пальцем из кустов. Видела ли мой жест тень или не видела, но мое настроение она улавливала на расстоянии. Тень прекратила плескаться и чернильной кляксой скользнула к противоположному берегу. Черт, как бы все не испортила! Вдруг она, встретившись сама с собой, замкнет временную петлю и увлечет в воронку вытирки вместе с собой и меня? Только этого не хватало! Честное слово, с собакой проще; крикнул: «К ноге!» – и она тут как тут.

Однако что-либо предпринять, чтобы вернуть тень, я не успел, так как на противоположном берегу в слабом ореоле флуктуационного свечения показался я собственной персоной с кейсом в руке. Рудакова я не увидел, поскольку было не до него – с замиранием сердца я во все глаза смотрел, как в стороне от тропинки встретились две межвременные тени. Покачиваясь в воздухе бесформенными глыбами, они на мгновение застыли, а затем стремительно бросились навстречу друг другу. Когда они встретились и смешались, сердце у меня екнуло, но… Но с тенями ничего не произошло. А вот со стороны меня вчерашнего донесся глухой удар обрезком водопроводной трубы по голове, мое тело шмякнулось на тротуарную плитку и засветилось флуктуационным свечением десятого порядка.

Для контроля Рудаков, не скупясь, врезал ботинком мне по ребрам, подобрал кейс и уже нагнулся, чтобы обшарить карманы, как мои тени пришли в себя после встречи и бросились к нему. Наверное, Сэм-Семен принял их за тени прохожих и поспешно бросился наутек вокруг пруда. Тени его не преследовали.

Я снял нокт-очки, вытер пот со лба. Вот, значит, почему тень меня вчера не спасла от ограбления…

Пробежав метров двадцать, Рудаков перешел на трусцу, затем на шаг. Погони он не слышал, флуктуационного свечения ни меня вчерашнего, ни меня сегодняшнего не мог видеть и успокоился. Но не надолго. Как только он ступил в круг света под фонарем, я, как чертик из табакерки, выпрыгнул из кустов. От неожиданности Сэм-Семен присел, уронил кейс, но мгновенно пришел в себя, замахнулся обрезком трубы… И тут я увидел, как его лицо исказилось гримасой мистического страха.

– Ты… – сдавленно прохрипел он, но ударить не успел.

Моя реакция все-таки была лучше – я молниеносно выхватил из кармана нуль-таймер, и незадачливый грабитель застыл монументом в неустойчивой позе объятого ужасом террориста, метающего гранату. По слухам, самодельные гранаты террористов делаются именно из водопроводных труб, начиненных гексогеном вперемешку с болтами и шурупами.

Я поднял с земли кейс, затем легонько подтолкнул окаменевшее изваяние. Оно упало на землю с глухим стуком и, подобно гипсовой статуе с отставленной рукой, покачалось на спине. Чего он испугался, когда увидел меня? Узнал? Там, на тропинке, в темноте, да еще со спины, он определенно не мог видеть мое лицо. Значит, была все-таки наводка…

Из кустов мне под ноги выплеснулась тень.

– Нагулялась? – буркнул я. – И как тебе встреча с самой собой?

Тень неопределенно передернулась, перетекла к распростертому телу и застыла возле него вопросительным знаком.

– Вот и я не знаю, как дальше быть, – вздохнул я. – Добить надо, да на лежачего рука не поднимается.

Напрасно я воспользовался нуль-таймером, нужно было имитировать драку, и тогда, быть может, сломал бы ему шею ударом ладони. Я недовольно покрутил головой. Лукавил сам перед собой – даже в драке вряд ли бы получилось. Во время акций я иногда пользовался этим приемом, знал силу удара и инстинктивно сдерживался. Человека убить, даже обреченного, – не рюмку водки выпить.

Зато тень нисколько не колебалась, не было у нее моральных принципов. Уловив мои мысли, она стремительно плеснулась на лежащее тело, спеленала в кокон, а затем так же стремительно схлынула. Ничего не изменилось: ни положение тела, ни гримаса ужаса на застывшем лице, ни блеск глаз, – но я сразу понял, что Сэм-Семен Рудаков мертв. Окончательно и бесповоротно.

Аура флуктуационного следа вокруг меня мигнула, и се яркость плавно снизилась до уровня первого порядка.

– Тебе бы палачом работать… – глухо обронил я тени. Не имело никакого значения, чьими руками был убит наркодилер – так или иначе тень – часть меня. Вот он, мой первый труп… Рано или поздно каждому пиллиджеру приходится через это проходить. У меня это случилось сейчас. Убей я в южной башне Всемирного торгового центра негра-уборщика, то принял бы этот факт спокойно – мародер так или иначе был обречен. В отношении же Сэма Рудакова все было иначе, хотя эпитафию «Люди гибнут за металл…» заслужили как тот, так и другой. В конечном счете, и мне когда-то такая эпитафия подойдет.

На душе было столь гадко и тошно, что когда я совершил обратный прыжок в базовое время и увидел на ещё минуту назад пустой скамейке сидящего таймстебля Воронцова, то ничуть не удивился. А чего я мог ожидать? Да ничего хорошего.

– Во-от… – протянул он, хищно оскалившись. – Правильно говорят, что преступник возвращается на место преступления. Вы что, не могли выбрать точку перехода подальше отсюда? А вдруг бы здесь уголовный розыск устроил засаду?

– Общественного туалета рядом нет, – буркнул я, хотя так и подмывало отбрить, чтобы не молол чепухи. Будь здесь посторонние, вариатор никогда не дал бы разрешение на прыжок. Таймстебль, к сожалению, не посторонний, а жаль. Век бы его не видеть.

– Вижу, походка у вас выровнялась, – с издевкой заметил Воронцов. – Копчик перестал болеть? Да вы подходите ближе, присаживайтесь. В ногах правды нет.

Я подошел к скамейке, сел. Так знает о моей тени таймстебль или нет? Или намек на походку – очередное проявление его зловредности? Судя по возрасту, он в службе стабилизации давно и большую часть жизни провел здесь, а не там. Это там, среди своих, постанты красавцы, а здесь – изгои. Когда постоянно ощущаешь брезгливое отношение окружающих к своей внешности, характер бесповоротно портится.

– А в чем она, правда? – поинтересовался я.

– Какая правда?

– Которой в ногах нет.

Воронцов захихикал.

– С этого момента, – заявил он, – вы от меня полностью зависите. Следовательно, вся правда для вас заключена во мне, верите вы в нее или не верите.

Я благоразумно промолчал. То, что он «повязал» меня кровью, еще ничего не значило, но разочаровывать таймстебля я не стал. Пусть помечтает, в свое время самонадеянность ему аукнется. Мудрость заключается не в том, чтобы поставить возомнившего о себе наглеца на место, а в том, чтобы сделать это в подходящем месте и в подходящее время. Мое время еще не настало.