Альфред Бестер - Тигр. Тигр!

А потом Джеймс влюбился. Это была сумасшедшая, всепоглощающая страсть к наименее подходящему для любви объекту. Исполняя предсмертную волю Джорджа Сурка, он пошел на тот треугольник попросить свинью Полу уважать установленные границы — и влюбился в нее с первого взгляда. Пола была то ли белая с черными пятнами, то ли черная с белыми (польско-китайская порода) и очень толстая. И все же Джеймс обожал ее, что привело в отчаяние всю Большую красную школу.

— Щенячья любовь, — фыркнул Профессор.

— Прямо иллюстрация для старого анекдота: «У моей жены глаза задумчивые-задумчивые», — заметил один из забавников.

— О браке не может быть и речи, — сказал Сеньор Кролик. — Она в два раза его старше.

— И в три раза толще.

— Крра! Крра! Крра!

— Если он осмелится привести эту женщину сюда, — наперебой заговорили дебютантки, — мы вообще не будем с ним разговаривать.

В сарае появился мечтательно-задумчивый Джеймс.

— Я готов к биологическому семинару, — отрапортовал он, явно думая о чем-то другом.

— Сегодня математика, — сухо сообщил Профессор.

— Да, Пола.

— Я Профессор.

— Извините, сэр.

— Для начала мы освежим двоичную арифметику. Надеюсь, все вы еще помните, что десятичная система использует за основу десятку. Мы считаем от одного до десяти, от десяти до двадцати, от двадцати до тридцати и так далее. Двоичная система использует только ноль и единицу. Ноль это ноль. Один это один, а два уже десять. Три это одиннадцать. Четыре это сто. А сколько будет пять, Джеймс?

— Сто и Пола.

— Урок закончен, все вы свободны.

А затем Джеймс начал пропускать уроки.

— Мы собирались копать в одном месте, — доложил Крот Кроу, — но он так и не появился.

— Он пропустил занятие по ораторскому искусству, — пожаловался Джек Джонсон.

— Этот мальчишка метит прямиком во второгодники.

— Вы заметили, что он начал причесываться? — спросила одна из дебютанток.

— Да бросьте вы к нему цепляться! — воскликнул его преосвященство, — Если у мальчишки засвербило в паху, это еще не значит…

— Этот мальчик морально чист, — сурово прервал его скаут-мастер.

— Тут нельзя все упрощать, — заметил Профессор.

— Здесь дело в эмоциях, а мозг никогда не ладит с мозжечком.

Ситуация разрешилась самым неожиданным манером однажды вечером, когда тщательно причесанный Джеймс притащил своей любимой очередную охапку яблок. Пола их быстренько сожрала, а тем временем Джеймс сидел и любовно за ней наблюдал. Видимо, Пола была тем вечером как-то особенно голодна, потому что, когда Джеймс попытался ее обнять, она начала жрать уже его. Джеймс вырвал руку у нее изо рта и в ужасе отпрянул.

— Пола! — воскликнул он. — Ты любишь меня исключительно ради себя.

— Хонечна, — хрюкнула Пола на кириллице.

Джеймс вернулся в Большую красную школу мрачный как туча. Все, конечно же, видели печальное происшествие, однако старались быть тактичными.

— Сегодня физиология, — сказал Профессор. — Мы немного поговорим о водородно-ионном балансе крови.

— Да, сэр.

— Нам пора перейти к современным композиторам.

— Да, сэр.

— Как тебе уже известно, — сказал Крот Кроу, — сланцы это нефтеносные породы. Но почему же в красном сланце никогда не бывает нефти? Этому должна быть некая математическая причина.

— Мы попытаемся ее выяснить, сэр.

— Расправь грудь, сожми зубы и будь мужчиной, — сказал скаутмастер.

— Я пытаюсь, сэр.

— Лучше любить и утратить любимую, чем не любить никогда, — сказал Председатель.

Затем рядом с Джеймсом уютно пристроилась юная олениха и прошептала:

— Все нормально. Все мы жалеем, что ты выбрал недостойную девушку, но так бывает хотя бы раз с каждым мужчиной. Это просто путь найти правильную девушку.

Джеймс ударился в слезы и плакал, и плакал о своей утраченной любви, а олениха его ласково гладила, и в конце концов он ощутил странное облегчение.

— Джеймс, — сказал Профессор, — нам нужно серьезно поговорить.

— Хорошо, сэр. Здесь и сейчас?

— Нет. Пойдем в ивовую рощу.

Они пошли в ивовую рощу.

— Вот теперь нам никто не помешает, — сказал Профессор. — Джеймс, ты должен начать разговаривать с матерью и отцом. Я знаю, что ты можешь, так в чем же дело?

— Не хочу и не буду, сэр, вот и все. Они же не говорят по-нашему, так с чего же я обязан говорить по-ихнему?

— Джеймс, они просто не могут говорить по-нашему. Тебе не кажется, что это нечестно?

— Во всяком случае, могли хотя бы попробовать.

— Я совершенно уверен, что, имей твои родители хоть малейшую возможность, они именно так бы и поступили. А теперь слушай меня внимательно. Ты — единственная связь между ними и нами. Ты нам нужен, Джеймс, в качестве дипломата. Твои родители очень хорошие люди, на «Красной горке» нет ни охоты, ни убийств, они много чего здесь сажают. Мы все живем здесь в мире и согласии. Нуда, твоя мать иногда срывается на скаутмастера и его компанию, когда выходит вешать белье на просушку, а они как назло путаются под ногами, но это потому, что у нее богемный характер. Мы знаем, что такое художники, они совершенно непредсказуемы.

— Я не буду с ней говорить, — стоял на своем Джеймс.

— Твой отец настоящий интеллектуал, и он закончил Раттере. Ты принес в нашу школу массу его идей и рассуждений. Они весьма нас стимулируют, и мы это прекрасно осознаем. Ты должен бы как-нибудь поставить его в известность, насколько мы ему благодарны.

— Он мне не поверит.

— Но ты мог бы хотя бы поговорить с ним.

— Я не стану с ним говорить. Он зашоренный, упертый старик, закоренелый консерватор. Он намертво завяз в структурированном обществе.

— Откуда у тебя все это?

— От отца.

— Ну вот, видишь?

— Нет, — мотнул головой Джеймс, — ничего я не вижу. Я не буду говорить на их языке. Пусть они сперва заговорят со мной на нашем.

— Короче говоря, ты твердо выбрал нас?

— Да, сэр.

— Вплоть до полного исключения их?

— Да, сэр.

— Тогда мне нечего больше сказать.

— Конни, — сказала Констанс Константину, — нам нужно серьезно поговорить.

— Сейчас?

— Да.

— И о чем бы это?

— О Джемми.

— А что такое с Джемми?

— Он сложный ребенок.

— И в чем же таком его сложности?

— Он медленно развивается.

— Опять та же самая песня? Да брось ты, Конни, он же научился ходить. Чего ты еще от него хочешь?

— Но он не научился говорить.

— Говорить! Слова! Слова! Слова! — Константин выплевывал это слово словно ругательство, — Я прожил со словами всю свою жизнь, и я их ненавижу. Ты знаешь, чем являются по большей части слова? Это пули, которыми люди друг в друга стреляют. Слова это оружие убийц. Язык должен бы служить прекрасной поэзии и общению, но мы его испоганили, отравили, превратили в поле соревнования и вражды. И побеждает в этом соревновании совсем не тот, кому есть что сказать, а самый ловкий и проворный. Вот и все, что я могу сказать относительно слов.