Василий Сахаров - Кубанская Конфедерация

— Два судна с морскими пехотинцами, рабочими, техникой и оборудованием придут к тебе в начале марта, а вот с возвращением на родину проблема, Саня.

— Серьёзная?

— Вполне. В Альянсе ты в демона зла превратился. Средиземноморцы тебя ненавидят всеми фибрами души, и далее восточного побережья острова Сицилия не суйся, там патрульных кораблей столько, что в любом случае не пройдёшь. Для нас, для Конфедерации, это хорошо. Альянс продолжает нести траты на прикрытие своих западных пределов. А вот для вас это не есть хорошо, так как вы даже до Греции не дотянете и с вероятностью девяносто процентов будете обнаружены и потоплены. Сам понимаешь, при таких раскладах отряд даже по земле к дому пройти не сможет.

— Ну, сам‑то я смогу, а со всем отрядом, конечно, нет.

— Вот и я про то же самое толкую.

— Так, и что мне теперь делать? На скале сидеть и пролив караулить?

— Нет, для тебя кое‑что иное задумано.

— А именно?

— На Балтику пойдёшь.

— Чего?!

От таких слов Ерёменко я даже как‑то немного растерялся.

— Ничего, — хохотнул генерал. — Дождёшься смены, проведёшь лёгкий ремонт своих судов и на фрегате отправишься в дальний поход из Средиземного моря в Балтийское. Посмотришь, что там творится, сбросишь информацию, и если захочешь, то с особо боевитыми воинами из своих головорезов можешь попробовать пройти от Питера к Ростову.

— Тогда уж легче попытаться через Грецию на Украину выйти.

— А что, неужели от Питера на родину не пройдёшь?

— Иваныч, ты меня на слабо не бери. Пройти‑то мы пройдём, да только по дебрям от Балтики до Дона путешествие совершить — это не по морям на фрегате рассекать. Здесь всё не один раз надо просчитать, всё до мелочей продумать.

— А ты налегке иди, тихой сапой, как ты это умеешь, и за лето к дому доберёшься.

— Налегке не получится, при мне добра и трофеев много скопилось.

— Тонны золота? — продолжал веселиться Ерёменко.

— Да какие там тонны, Иваныч? — удивился я. — С чего ты это взял?

— Все пленники, которых наши войска на Чёрном море захватили, утверждали, что ты на Крите у адмирала Папастратоса пять тонн слитков в свою пользу отобрал.

— Брешут. Там было всего ничего, и тонны не набиралось, и я большую часть потратил на то, чтобы отряд выжил.

— Вот же ты скопидом, Саня. Небось сейчас сидишь и прикидываешь, что можно государству отдать, а что себе затихарить?

— Я не скопидом, а о будущем думаю и о детях своих, которым должен что‑то оставить, чтобы не ходили после моей смерти босые и голые по белу свету. Кое‑кто, между прочим, тоже себе немало под Ростовом отжал, так и ничего, жадиной его никто не называет.

— Ладно, Мечник, — голос генерала стал серьёзен и вновь приобрёл деловой тон, — тему трофеев пока оставим в покое, хотя большую часть: станки, золото и оборудование — из того, что в Гибралтаре не пригодится, можешь отправить на судах Конфедерации домой. Всё будет чётко, под опись сдано, а в Новороссийске твои соратники‑финансисты и верная жена это добро примут. Теперь скажи, ты готов к новому дальнему походу или мне другого человека искать, а тебя в Гибралтаре оставить?

Быстро прикинув, что к чему, и рассудив, что если мы на Средиземном море смогли выжить, то и до Балтики дойдём, я сказал:

— Отряд к походу готов, командир. Многого не обещаю, но то, что на Питер посмотрим, практически гарантирую.

— Отлично. В таком случае мы на эту тему ещё пообщаемся, а пока обдумай, каким маршрутом двинешься, и определись с воинами, кто останется на ВМБ, а кто за тобой пойдёт.

— Понял.

— До завтра, Саня. Конец связи!

— Отбой!

Вот такие вот дела. Мне думалось об одном, а начальство новую заботу подкинуло.

Улыбнувшись, я передал наушники и микрофон дежурному связисту и покинул помещение радиостанции. Сегодня я еще раз обдумаю слова и предложения начальника ОДР полковника Ерёменко, а завтра соберу своих лейтенантов на военный совет, поставлю перед ними боевую задачу и начну готовить базу к передаче новому командиру, а отряд к походу. Жизнь продолжается. Впереди — досель неизведанные земли, а в конце длинного и несомненно совсем не лёгкого пути, как награда, дом — милый дом.

Смирно! Равнение на флаг! — подаёт команду новый комендант ВМБ «Гибралтар», капитан первого ранга Семёнов А.А., к слову сказать, старший сын Семёнова А.В., основного акционера КОФ. Флаг Конфедерации неспешно взбирается на высокий флагшток, замирает на месте, и каперанг подаёт следующую команду: — Вольно!

Морские пехотинцы из Третьей гвардейской бригады занимаются своими делами. Кто‑то заступает в караул, а кто‑то собирается в поиск по окрестным городкам и весям, по сути на мародёрку. У нас же своё расписание.

Рабочие бригады из подростков, строителей, мастеров и бывших рабов, которые со вчерашнего дня переподчинены Семёнову, во главе со своим начальником Тимошиным отправляются в порт. Моряки гражданских судов и БДК, около сорока человек, двигаются за ними следом. Они тоже уже вне моей юрисдикции, и на плацу остаётся только сто человек из экипажа «Ветрогона» и сто сорок бойцов десантной партии. Не густо, однако это самые лучшие воины, которые готовы пойти за мной почти в любое пекло. Казаки, кубанские гвардейцы, молодые одесситы, наёмники, турки, итальянцы, сицилийцы и ещё не пойми кто. У всех свои взгляды на жизнь, разный язык, обычаи и вера. Но сейчас они все заодно, единый боевой механизм и основа вольного отряда, приписанного к Отделу Дальней Разведки при ГБ Кубанской Конфедерации.

Четыре чётких шага вперёд. Я выхожу из строя. Резкий поворот кругом — и передо мной две ровные коробки. Левая, в синих робах — моряки с фрегата. Во главе их строя стоят Скоков, Кум и Игнач. Пару дней назад капитан «Ветрогона» был повышен в чине с майора до капитана второго ранга, и теперь нет‑нет, а бросает взгляд себе на плечи и любуется новенькими погонами.

Правая коробка — десантура в тёмно‑коричневых горках, на их правом фланге — Лида, Крепыш и повышенный за удачный рейд на Кипр с сержанта до лейтенанта Серый.

— Ну что, браточки, — обратился я к отряду, — за ночь никто не передумал в поход идти?

— Никак нет, товарищ капитан! — после непродолжительного затишья в рядах бойцов за всех ответил Крепыш.

— Это хорошо, но до вечера время подумать ещё есть, и, если кто‑то всё же решит остаться на базе, упрекать не стану. В поход идут только добровольцы, и каждый из вас должен понимать, что мы делаем шаг в неизвестность. Никто не может сказать, что нас ожидает в пути и какова доля риска. Впрочем, мы — дальняя разведка, и к подобному положению дел нам не привыкать. Правильно говорю, воины?