Василий Сахаров - Кубанская Конфедерация

— И долго нам позволят отдыхать?

— Минимум три месяца, а там видно будет. Никуда не торопись, разбирайся в своих делах и живи, как тебе заблагорассудится.

— А потом?

— В самых отдалённых планах вернуть твой отряд на Средиземное море и сделать из тебя феодала‑коло ни затора на европейских берегах.

— Типа лорд Сицилии или протектор Восточной Испании?

Я хотел пошутить, но Ерёменко мои слова воспринял без усмешки, задумался и кивнул:

— Вроде того.

— Это серьёзно? — удивился я.

— Куда уж серьёзней, Мечник. Следующей весной соберёшь отряд, обогнёшь по сухопутью владения Средиземноморского альянса, который уже знает, что тебя возле их границ нет, пройдёшь к ВМБ «Гибралтар», присмотришь себе место под имперский форпост и станешь настоящим графом. Впрочем, это всё предварительно, как один из вариантов. Согласишься на него, хорошо, а нет, так тебе и дома работы хватит. На Урал надо сходить, в Киев, в Польшу, на Ближний Восток и в Среднюю Азию. Весь мир перед нами.

— Ну да, — согласился я с начальником.

— Тогда поехали. Передам тебя с рук на руки верной супруге, и разбегаемся.

Джип резво сорвался с места, и через несколько минут мы подъехали к моему особняку. Ворота настежь, во дворе полнейший порядок, охрана из преданных бойцов, оставшихся дома, несёт службу, а у крыльца меня ждут Марьяна, пятилетний сын и полуторагодовалая дочь. Видимо, домочадцы знали, когда меня ожидать, и, пожав руку Ерёменко, я направился навстречу своим близким, по которым тосковал и скучал.

Радостная жена бросается ко мне на грудь, дети жмутся к ногам, и в этот момент, когда мне подступил к горлу тяжёлый комок, я думаю о том, что как же мало надо человеку, чтобы быть счастливым.

Конечно, забот впереди много. Необходимо проверить всё моё хозяйство, за которым полтора года следили верные товарищи‑компаньоны, и надо готовить отряд к новым походам. Предстоит ввести в мою семью вторую жену, разобраться с финансовыми вопросами и пенсиями для семей погибших в боях воинов. Однако это всё будет занимать меня только завтра, а пока я вернулся домой и счастлив, и желаю запомнить этот день именно таким, каков он есть. Очередной дальний поход по руинам цивилизации окончен, мой дом — островок мира и спокойствия, так пусть же он таковым и останется.

Последний день весны застал меня на побережье Черного моря, невдалеке от развалин населенного пункта Хоста. В тихой бухте, на берегу которой мой родственник Николай Буров, по кличке Кара, некогда грозный наемник, а ныне мирный рантье, на месте одного из «олимпийских» отелей построил себе небольшое трехэтажное поместье и проводил время на отдыхе. Так сложилось, что я с женами и детьми был неподалеку. Осматривал свои высокогорные чайные плантации, и не заехать к тестю, конечно же, просто не мог. Лида и Марьяна, мои жены, две умные женщины, которые быстро нашли между собой общий язык и смогли без криков и скандалов обойти большую часть внутрисемейных шероховатостей, вместе с детьми сейчас находятся в жилище Буровых, где их встречают Ирина и Светлана, верные спутницы однорукого наемника. А я, узнав, что сам хозяин в данный момент находится на пляже, в сопровождении псов‑мутантов Лихого и Умного, отправился на его поиски.

По каменистой тропке все вниз и вниз, вышел к пляжу, и никого не обнаружил, хотя на старом бетонном моле, который выдавался в море метров на двадцать пять, разглядел глубокое пустое ведро и пару спиннингов. Был бы я сам по себе, то, наверное, сразу Кару и не нашел бы. Но со мной рядом разумные псы, которые сразу учуяли бывшего наемника и локализовали его местонахождение.

Несколько десятков осторожных бесшумных шагов от тропинки в сторону, и я замираю среди зарослей самшита, которые по периметру окружают уютную широкую поляну с несколькими деревьями посередине, и сразу же разглядел своего тестя. Совершенно седой высокий однорукий мужчина, с изрезанным морщинами лицом, в линялой серой горке, опершись спиной на большой граб, сидел на пиленой чурке. В его единственной руке был зажат исписанный лист бумаги, и с чрезвычайно задумчивым выражением лица, он смотрел куда‑то вдаль, в сторону выходящего на пляж просвета между зарослями. Почему‑то, сразу вспомнилось произведение Эрнесто Хемингуэя «Старик и море». Правда, эту книгу я никогда не читал, но обложка с картинкой, попадалась в развалинах одного из покинутых людьми городов, и название запомнилось.

— Фьюить! — Обозначая свое присутствие, свистнул я в сторону Бурова и, выйдя из зарослей метрах в десяти от него, выкрикнул: — Здравствуй, дядя Коля!

На свист, рука Бурова быстро метнулась под горку, наверняка, старый вояка, у которого много кровников, схватился за пистолет. Однако, увидев меня, он сразу же успокоился, расплылся в широкой улыбке и, вскочив на ноги, направился ко мне навстречу.

— Саня! — Мы с ним обнялись и, расчувствовавшийся тесть, похлопал своей правой рукой меня по спине. — Как же я рад тебя видеть. Ты не представляешь!

— Да, вроде бы и виделись не так давно.

Я немного удивился реакции Кары, и подумал о том, что стареет гроза Причерноморья, и оттого, видимо, становится слишком сентиментален.

— С тех пор как ты дворянином стал, так и не виделись. Я уж думал, что ты себя эдаким аристократом в десятом колене вообразил, и потому не заезжаешь. А мне, понимаешь, скучно, и рядом никого, с кем бы можно было нормально поговорить.

— А как же воины твои?

— Они мужчины приземленные, суровые и молчаливые. Про оружие или славные былые деньки, разговаривать могут, а в остальном, их мало что интересует. Несут охрану дома и окрестностей, на выходные в ближайшие населенные пункты выбираются, с гулящими девками позажигать и побухать, а все остальное мимо них проходит.

Мы присели под дерево, в просвете перед собой я увидел синюю спокойную гладь Черного море, и заметил:

— Странно, а жены твои говорят, что ты счастлив, сутками на берегу пропадаешь, рыбалкой увлекся, и каждый день хороший улов имеешь.

— А‑а‑а, — поморщился тесть, — бабы. Что они могут понимать? Время от времени рыбачу, в самом деле, полюбил это занятие. Но это тоже надоедает и приедается, так что теперь с утра ухожу, и по лесу вдоль берега брожу, а как время к вечеру, рыбы наловлю, и на покой. А Иринка со Светкой этого не видят.

— Не скажи, мудрые женщины все подмечают и понимают, а рядом со мной и с тобой, как раз таки именно такие. Другое дело, что они этого не показывают или тешат себя иллюзиями. — Помедлив, я спросил: — А чем ты недоволен? Сам ведь о такой жизни мечтал. Я помню, как ты много про усталость говорил, подступающую старость и про спокойную жизнь в домике у моря. Ведь было такое?