Василий Сахаров - Кубанская Конфедерация

С этого момента Игнач уверен в том, что у него не уведут женщину, в которую он влюбился. Сама Анна, обрела защитника и мужа, на которого может опереться. Личному составу и беженцам было на что посмотреть, что отметить, и о чем подумать. А что касается меня, то, на мой взгляд, это событие пограничный момент, который делит все наше пребывание на испанской земле, на «до» и «после». Еще вчера, мы чувствовали себя на этом берегу гостями, а сейчас я понимаю, что дороги назад нет, эта земля роднится с нами и просто так уже не отпустит. Возможно, на мне сказывается мимолетное и несколько сентиментальное влияние момента, но это вряд ли, слишком сильна во мне уверенность в том, что большинство событий в мире происходит не просто так.

Молодожены отправились в семью Игнача, знакомиться с его первой женой и детьми, а я, проводив их взглядом, принял работу Кума, в ударные сроки восстановившего антенну и, проверяя связь, переговорил с «Гибралтаром». От Тимошина, который остался на ВМБ за старшего начальника, узнал, что у Семенова на Сицилии все в порядке. Дополнительных приказов на мое имя не приходило, а значит, можно выступать в поход.

Прошел еще час. Время пятнадцать ноль три. Я в очередной раз попрощался с женами и, взяв УКВ‑радиостанцию, скомандовал:

— Всем офицерам! Говорит Мечник! Личному составу, убывающему в поход на Балтику и экипажам судов, через десять минут быть на борту. Время пошло!

Беготня, четкое движение людей, одни из которых устремляются на фрегат и лайнер, а другие группируются на причалах. Воины и их женщины перекрикиваются, но продолжается это недолго, так как ровно через десять минут трапы судов поднимаются, и мы отчаливаем.

Стоя на ходовом мостике фрегата и глядя на дорогих мне людей, которые остаются на берегу, я вызвал капитана лайнера Чиркина:

— «Аделаида» на связь!

— На связи!

— Иван Иваныч, момент соленый, давай громкую музыку, такую, чтоб сердце стонало и пело.

— Какую именно?

— Твою любимую: «Прощайте скалистые горы».

— Сделаем!

Фрегат и лайнер все больше отдаляются от причалов и входят в фарватер, и тут, с «Аделаиды» грянула, заказанная мной песня, которая почему‑то, пошла с последнего куплета: «Нелегкой походкой матросской, иду я навстречу врагам. А после с победой геройской, к скалистым вернусь берегам. Хоть волны и стонут и плачут, и плещут на борт корабля. Но радостно встретит, героев Рыбачий — родимая наша земля. Но радостно встретит, героев Рыбачий — родимая наша земля».

Не могу сказать, что меня пробило на слезу, этого не было. Но в сердце что‑то защемило, а в душе, на короткое время, поселилась легкая грусть, которая, наверняка, пройдет лишь тогда, когда мы отдалимся от берега миль на пять, и полной грудью вдохнем свежий океанский ветер Бискайского залива. Так начинался наш поход на Балтику, очередное приключение и испытание для всех его участников.

Итак, мы покинули наш форпост на испанской земле и, погрузив на «Аделаиду» взятые в Краснодаре товары и некоторые трофеи, которые предполагали сменять у шведских викингов на рабов, отправились на Балтику. Уходили с легким сердцем, потому что все у нас получалось так, как мы хотели. Связь с «Гибралтаром» была налажена, и началась постройка первых укреплений на военно‑морской базе Ла‑Ферроль, ныне форт Передовой. Наши семьи находятся под защитой и охраной роты Серого, не голодают и нужды ни в чем не испытывают. А находившееся в далекой кубанской столице начальство, отрядом вполне довольно и, как обычно, все наши действия одобряет и считает верными.

Фрегат и лайнер шли хорошо известным маршрутом, через Бискайский залив и пролив Ла‑Манш, вдоль европейских берегов, в Северное море, а дальше Зунд и море Балтийское. Все было нормально, и никаких приключений с нами в пути не случалось. И только одно событие немного выбило меня и всех офицеров отряда из нормального походного ритма. На четвертые сутки похода, проходя в нескольких милях от Дувра, наши радисты, в этом месте постоянно сканирующие основные радиочастоты, поймали четкий сигнал с берега, что характерно, не зашифрованный и передаваемый на хорошем английском языке, без примесей арабских, африканских и индийских диалектов.

Радисты сразу же посадили за рацию нашего штатного переводчика с «инглиша», бывшего моряка Средиземноморского Альянса Тедди Аргайла. И спустя двадцать минут, когда сигнал резко ослаб, а затем и вовсе пропал, он предоставил мне полный перевод того, что услышал. Я прочитал его записи один раз, затем второй, и спросил Аргайла:

— Ты все правильно перевел?

— Да, командир. Тот, кто выступал, говорил очень четко и внятно. К тому же радисты Кума вели запись, и в паре мест я с ней сверялся, так что если мне не верите, то найдите другого переводчика и он все подтвердит.

— Я тебе верю, Тедди, но слишком эта речь неожиданна. Можешь быть свободен.

Переводчик хотел что‑то сказать, но сдержался, и вышел из моей каюты, а я еще раз прочитал кусок большого выступления некоего Квентина Дойла, который называл себя главнокомандующим Армии города Рединга.

«Белые люди великой страны Британия! К вам обращаюсь я в этот переломный для нашей многострадальной родины час испытаний! Будьте подобны стали, слушая мой голос, и готовьтесь к великой битве, ибо наступил час, когда мы, истинные англосаксы, должны доказать свое право на жизнь и отвоевать себе место под солнцем!

Вспомните, потомки героических бриттов, англов, саксов, скоттов, кельтов, пиктов и римлян, как нас предали продажные политиканы и алчные фабриканты, которые допустили расовое смешение народов, нашествие в Британию инородных культур и рост числа инородцев. До прихода чумы, эти презренные выродки, искали материальных благ, вели войны за рубежом, бомбили Афганистан, Сербию, Ливию и Ирак, допускали и пропагандировали аборты, разрушали собственную культуру, возвышая чужую, и поощряли половые извращения, которые вели к извращениям духовным. Так вымирала и вырождалась наша нация, которую сначала подсадили на иглу потребления, а затем привели ее к краху, который был неизбежен, а чума лишь ускорила разрушение прогнившего мира. Так проклянем же имена тех тварей, кто предал свою расу и нацию!

Вы можете спросить, почему ты, наш лидер, говоришь нам прописные истины, ведь мы все это знаем? И я вам отвечу. Наверное, потому, что вскоре, вместе с нашими воинами, я выйду на бой против мавров герцога Бирмингемского Магомеда и индийцев из Кембриджской общины, и это моя речь к народу, может оказаться последней. Знайте, я от своих слов не отступлюсь, и мой белый мундир главнокомандующего, каждый из вас увидит в боевых порядках армии Рединга, и может так случиться, что я погибну. Но войско белых людей все равно победит, даже не взирая на то, что против одного нашего воина выйдет пять или шесть вражеских.