Василий Сахаров - Кубанская Конфедерация

За Симаковыми вторыми по богатству и влиятельности идут купцы Беловы из Славянска‑на‑Кубани. Три брата и две сестры. Очень умные люди, владеющие птицефабриками и занимающиеся животноводством. Кроме того, под ними половина торговли в Конфедерации. Третий клан — оружейники Семёновы, владельцы КОФ. Четвёртое по влиянию семейство — Ильские, оставшиеся у власти в Туапсе, младшая ветка клана, не пожелавшая сбегать за границу после аннексии своей республики. Они владеют винно‑водочным заводом и имеют долю в заводе «Судомеханик». Пятый по силе и деньгам — одиночка, молодой мэр Кропоткина Жирков, хозяин экспериментального машиностроительного завода, производящего химию, и главный акционер АО «Пищепром», которое выпускает армейские сухпайки. Шестая и седьмая семьи находятся в Новороссийске. Это владельцы радиозавода «Прибой» Крапивины и хозяева сталелитейного «Новоросметалла» Туманяны. Восьмой клан — два брата Бариновых из Анапы: один руководит городом, второй управляет семейным бизнесом, заводом «Пластик». На девятом месте моего списка значился купец Драгунов из Армавира, про которого было известно очень и очень мало, и мне оставалось судить о нём только по одному весьма примечательному факту. Некогда старик Драгунов был третьим президентом Конфедерации, владел АЗРИ и Армавирским электромеханическим заводом, а значит, бедным человеком он не был.

Что же, основные фигуранты известны. Кроме них в Конфедерации есть ещё много других богатых и солидных людей, но эти девять семейств — самые‑самые. Такой вот расклад, и, чтобы пробиться наверх, мне в любом случае придётся с кем‑то из них дружить и с кем‑то конфликтовать. Однако это всё потом, не через месяцы, а через годы, а сейчас, сразу после окончания контракта, я должен получить свои деньги у Ерёменко и отправиться в турецкий город Трабзон, где, как я надеюсь, меня всё ещё ждёт девушка Марьяна, дочь моего врага и мать моего сына.

— Мечник, — передо мной стоял Сметана, — темнеет, пора костёр разжигать и на столы накрывать.

— Действуйте. — Отключив ноутбук, я убрал его в РД и направился на выход.

Не люблю проводы и празднества, но людей требуется уважить, и отходная должна быть по высшему разряду.

В небольшом и уютном ресторанчике с забавным названием «Шляпник» царила тишина.

С одной стороны, это было странно, поскольку заведение находится в самом центре столицы и в нём всегда много посетителей, а с другой — вполне нормально. Стоит только посмотреть через выходящее на улицу окно на здание, серой громадой возвышающееся напротив, и, куда ты попал, становится понятно сразу. Здесь посторонних нет, поскольку массивное серое здание — это штаб‑квартира СБ Конфедерации, самой страшной и ужасной конторы в государстве. Так что посетители в «Шляпнике» — как на подбор: тихие и спокойные, платят исправно и не буянят. Все вокруг свои, служащие госбезопасности, и сам ресторанчик является подведомственным заведением знаменитого Серого дома.

Хорошее местечко, и, если с кем‑то необходимо переговорить по душам, лучше этого заведения во всей столице не найти. Надо взять на заметку, думаю, когда‑нибудь пригодится.

Ко мне подошёл молодой и строгий официант с аккуратными тонкими усиками под носом и словно каменная статуя застыл рядышком.

— Молодой человек желает что‑то заказать? — Он учтиво склонил голову, но в его голосе мне послышался сарказм.

Видимо, этот паренёк решил, что я очередной искатель счастья, только вчера выбравшийся из лесов и ещё не понимающий, куда он зашёл. Что сказать? Так думать он имеет полное право, поскольку узоров на мне нет и на спине не написано, что крепкий блондинистый парень слегка за двадцать в брезентовой горке, куртке и стоптанных берцах — герой Конфедерации, получивший Кубанский крест за номером четырнадцать из рук самого президента. Хм! Ничего, значит, врастаю в гражданку, и это хорошо, что во мне военного сразу не разглядеть.

— Любезный, принеси мне чайку и бутербродов с колбаской. — Я отвернулся от официанта и с показным безразличием стал рассматривать в окно «логово серых кардиналов».

Лицо официанта, отражение которого я мог видеть в стекле, по‑видимому, сильно оскорблённого таким моим пренебрежительным отношением к его любимой конторе, еле заметно скривилось, и он сказал:

— Это здание СБ Конфедерации, молодой человек.

— Угу, — только и промычал я. — Чаю и бутербродов, любезный, живей.

Официант умчался на кухню, а я продолжал ожидать полковника Ерёменко, моего бывшего комбата, который сейчас пристроился на работу в здании напротив. Именно в этом заведении мы договорились с ним сегодня встретиться во время его обеденного перерыва.

Третий день я нахожусь в столице, живу в гостинице, присматриваюсь к городу и прикидываю, что делать с деньгами и акциями, полученными от полковника. Деньги, понятно, частью лежат в банке, а частью — у Егора Черносвита в посёлке Гвардейском. С ними проблемы нет, эти суммы будут потрачены на мой дом, куда я свою будущую жену приведу, и на обзаведение хозяйством. А вот с акциями работать непривычно, хотя и что это такое, я понятие имею.

Самая большая доля у меня (пять процентов) — в фабрике «Черносвит». Это заводик, который производит противопехотные мины МОН‑50 и ОЗМ‑72, а с недавнего времени ещё и сигнальные ракеты выпускать стал. Всего за пару лет акции, которыми я владел в этом предприятии, по рыночной стоимости удвоились в цене. То есть вкладывал я пятьсот золотых, а сейчас, если бы захотел эти акции продать, получил бы за них более тысячи. Что ни говори, а наш бывший комбат — мужик башковитый, и этого у него не отнять, он точно знал, что будет пользоваться спросом, и не прогадал.

Остальные акции относились к Краснодарской оружейной фабрике, судостроительному заводу «Залив», заводу Воровского, заводу «Прибой» и Лабинскому заводу по производству сахара. Все вместе мои ценные бумаги тянули почти на пятнадцать тысяч конфов, сумма более чем приличная, и такой старт, какой есть у меня, не у всякого нашего доморощенного олигарха имеется. Теперь мне предстояло решить, продавать все эти бумаги или положить их в Госбанк и жить на дивиденды. Прикинув, что к чему, я решил, что с продажей акций торопиться не стоит и полгодика можно спокойно обождать. Ценные бумаги в цене только растут, продать их я всегда успею, а основные траты мной планируются только на весну.

— Предъявите свои документы, — услышал я позади себя голос, который прервал мои размышления, и разглядел в стекле отражение пожилого полицейского лейтенанта из столичного батальона ППС.

«Вот же халдей, стукач поганый, наверняка решил бдительность проявить и вызвал наряд, — подумал я про официанта. — Ну ладно, шпион недоделанный, ты делаешь свою работу, а мне бояться нечего».