Владимир Бацунов - Воспоминания о караване

- Итиль! - говорилл я караван-сарайщику и тот, истово кивая, показывал рукою куда-то за горизонт.

- Скоро? - спрашивал я его, и он, продолжая кивать, размахивал руками и кланялся в том направлении, куда показывал. Добиться чего-либо было практически невозможно и, перекусив и переночевав, мы двигались дальше в направлении поклонов хозяина постоялого двора и дважды, увидав впереди крепостные стены, с радостью думали, что вот она, цель путешествия, и дважды разочаровывались, ибо сперва это оказался Тмутаракан, то есть мы основательно отклонились к Западу, а во втором случае Семендер - совершенно пустая крепость, похоже, давно покинутая. По крайней мере так сказал единственный житель крепости, седовласый полоумный старец, обитавший в крепостном подземелье и питавшийся летучими мышами. Семендер произвёл на нас очень тягостное впечатление, поэтому решено было даже не останавливаться здесь на ночлег, а поскорее уносить ноги, ибо, как сказал старик, здесь живут призраки всех хазарских каганов, начиная с Булана, что по-хазарски означает "лось". "Лосей нам еще не хватало!" - подумал я и двинул караван вперёд.

Запустением веяло от хазарских земель. Складывалось впечатление, что хазарская история уже закончилась и мы имеем дело лишь с трупом этой истории, который, если его не погребут, сам развеется по ветру и испарится. Хазарская история закончилась, но на территории хазар ещё не началась история другого народа, который совершенно необязательно должен стать их приемником. Видимо, этот народ ждал, сам того не ведая, пока исчезнут все следы хазар, чтобы ворваться, как вода, сметающая плотину, в хазарские степи.

И наконец - Итиль! Город этот более всего напоминал огромный кишлак или аул с пыльными дорогами и глинобитными хатами. Попадались порою большие здания - мечети, церкви, синагоги и школы, но всё было такое обшарпанное и запущенное, что рассматривать достопримечательности не хотелось.

Мы въехали в Итиль вечером 12 декабря 1052 года от Исы, ровно через год после неудачного отплытия от Бейрутской пристани, когда уже взошёл месяц, похожий на татарскую саблю. Звёзды блестели и в свете этой татарской луны и серебряных звёзд город, надо признаться, выглядел не так уж и плохо. Караван остановился на постоялом дворе, где я решил переночевать, а наутро отправиться на приём к кагану, чтобы передать ему поклон от покойного отца и выяснить, не забыл ли Господь, благословен Он, о еврейском государстве, которое в наше время представляет собой большую редкость.

Я вымылся, поужинал, весь вечер молился, а наутро, одевшись в лучший лапсердак и любимую чёрную фетровую шляпу, мягкие туфли из кордована и полосатые суконные штаны, усевшись на любимого песочного дромедара, отправился во дворец кагана, расспрашивая у встречных мальчишек дорогу, благо я уже настолько хорошо владел тюркским наречием, что свободно мог общаться на базаре с торговцами. По пути я, кстати, и заехал на базар, где купил два фунта рахат-лукума: не являться же ко двору с пустыми руками!

Дворец кагана находился в специально отведённой для него части города. Это был как бы город в городе девяти квадратных фарсахов площадью, в центре которого на возвышении стоял дворец. Нельзя было чётко определить его архитектурный стиль, более всего подходит слово эклектика, ибо стрельчатые арки и готические башенки соседствовали здесь с тяжёлыми барочными формами. Мраморные колонны дорического ордера приятно контрастировали с охристым песчаником, витражные окна радостно играли на солнце, а в английском парке, окружавшем дворец со всех четырёх сторон, соседствовали, не ссорясь, антилопы Гну и экзотические в этих местах обезьяны. Африканские страусы носились туда-сюда по тропинкам парка, и мне едва удалось уберечь два фунта рахат-лукума от одной из этих прожорливых тварей, попытавшейся вырвать свёрток у меня из рук, когда я спешился перед входом во дворец и отдавал поводья слуге-швейцарцу.

- Я бы хотел увидеть царя, - сказал я ему, на что он замычал и махнул рукою в направлении дверей. По-моему, он был глухонемой. Я пожал плечами, отпихнул страуса и поднялся по давно не метенным мраморным ступенькам, и рыжие засохшие листья скрипели под подошвами моих лучших туфель.

В тёмном предпокое от меня шарахнулся в темноту карлик и я потянул на себя тяжёлую потемневшую дубовую дверь. Из-за двери выпорхнула летучая мышь, напугав меня до икоты. Спустя минуту, оправившись от испуга, я заглянул внутрь. Похоже, это был тронный зал. Кашлянув предварительно, я вошёл. В сторону отползла очковая змея, и шут, сидевший подле трона и игравшийся кубиками, запустил одним из них ей вслед. Я снова кашлянул и спросил:

- Могу ли я увидеть царя?

- Царя? - удивился шут и принял стойку на руках, - А как у вас со зрением, любезный?

- Стопроцентное, - ответил я.

- Тогда, может быть, увидите, - шут снова взялся за свои кубики.

- Простите, - сказал я, потому что ничего не понимал, - где царь?

- Позвать? - поинтересовался шут.

- Ну, если можно...

Шут принял торжественную позу и заорал дурным голосом:

- Долой царя!

Послышался топот и в тронный зал вбежал, тяжело дыша, старик в лохмотьях и зло крикнул:

- Я тебе дам "долой"! - и запустил в шута бумажным голубем. Тот легко увернулся и торжественно произнёс:

- Вас тут спрашивают.

- Меня? - искренне удивился старик, - Что им ещё надо? У меня ничего нет.

- Ваше величество, не переживайте так. Может быть он не из них, - и обратился ко мне: Вы ведь не из них, правда?

- Правда, - сказал я на всякий случай. Я стоял как идиот и вертел в руках свёрток с рахат-лукумом.

- Вот видите, - сказал шут кагану, - Он не из них.

- Вот и славненько, - обрадовался каган, потирая руки, и предложил шуту: - А не сыграть ли нам в шахматы?

- Охотно и с удовольствием! - ответил шут, достал из-под трона шахматную доску и принялся собирать фигуры, в беспорядке валявшиеся по залу. Наконец он подполз ко мне и сказал:

- Будьте добры, немного в сторону.

Я развернулся и пошёл прочь. Опять у меня из-под ног кинулся карлик. Спустившись по ступенькам, я отвязал своего любимого песочного дромедара от финиковой пальмы, причём один финик сорвался с ветки и стукнул меня прямо в лоб.

- Чёрте что! - раздражённо выругался я и отправился прочь. Ясно было, что каган спятил, или просто впал в маразм, и никому до этого нет дела. Я ехал по городу и грыз с горя рахат-лукум, рассеяно глядя по сторонам. "Какая ерунда!" - думал я - "Вот так дела!..". А затем увидел довольно аккуратное саманное строение со звездой Давида над входом. "Ага! - понял я - Сюда-то мне и надо". Я слез с песочного дромедара и вошёл в строение.

Это была синагога и я просто уселся на скамью и облегчённо перевёл дух. Появился шамес с метлой и принялся выметать пыль из углов, готовя синагогу к предстоящей службе.