Виктория Гетто - Волк. Юность.

Строй ощетинивается готовыми к выстрелу стальными самострелами, и толпа, уже готовая броситься на помощь своим, с воплями шарахается в сторону. На площади остаёмся мы, фиорийцы, и паланкин с прикованными к ручкам рабами. Вижу, как где-то впереди дель Саур, привстав в стременах своей лошади, что-то кричит, но ропот из окрестных улочек не даёт услышать его слова, а мои ребята никого не пропустят сейчас ко мне, будь он хоть сам император Рёко… Меч вспарывает занавески драгоценной ткани, и я выволакиваю на свет божий хрупкую фигурку. На лице совсем молодой девчонки в шитом драгоценными камнями наряде, надменность и капризность. Но когда она повисает в воздухе, удерживаемая лишь моей левой рукой, вся её чванливость исчезает, словно струйка дыма на ветру. Она визжит, а я перебрасываю её через круп Вороного перед собой, заношу меч над её тонкой шейкой. Гневный ропот вокруг утихает в мгновение ока.

— Сигнал всем — трогаемся! Оружие не опускать!

Звучат два сигнала, один за другим, дублируемые грохотом барабана, и стальной прямоугольник, ощетинившийся остриями арбалетных стрел, трогается вперёд. Герцог пытается вновь протиснуться ко мне, но его мягко отпихивают. Мой отряд движется вперёд. А задние фиорийцы… Те, что идут сзади тоже торопливо приводят себя в боевой вид: надевают шлемы, сбрасывают с плеч одетые по походному щиты, Копья опускаются, делая нашу общую колонну похожей на щетинистую змею.

— Передать по цепочке герцогу — пусть ведёт нас к дворцу.

Быстрая скороговорка утихает вдали, я вижу, как кто-то в первых рядах произносит мои слова дель Сауру, тот в отчаянии машет рукой и ломится обратно. Его люди тоже уже полностью готовы к бою, и корпус из Фиори вновь двигается вперёд. А я доволен — выгорело. Мы смогли показать местным, что наш корпус не просто покорное мясо на убой, но может и оскалить клыки, если нас заденут. И нам всё-равно, где умирать — здесь, или на поле боя… Моя добыча пытается дёргаться, но пара ударов по мягкому месту плашмя лезвием меча быстро показывает, что этого не стоит делать. Горожане и солдаты Рёко стоят в переулках, на крышах домов, преимущественно низких, максимум, в три этажа из самана. Даже не из камня, а обычной глины, смешанной с соломой. И это — Империя? Да у меня в Парда сервы живут лучше! Внезапно улица словно расступается, и мы выходим на большую площадь. За ней — зубчатые стены дворца, из-за которых видны купола крыш со знаков Высочайшего на них. Голубые изразцы переливаются на солнце, словно драгоценные камни. Но и дворец такой же красновато-коричневый, как и все остальные строения. Но зато на площади я вижу армию. Настоящую армию Империи. Чёткие квадраты пехотинцев, ощетинившиеся копьями, шеренги лучников, стаи конников, и — ужас всех окружающих Рёко государств, боевых мамонтов… Здоровенных, раз в три больше, чем земные слоны животные с хоботом, на котором укреплён изогнутый серп, внизу, под бивнями — зубчатая пила. На передних ногах наколенники с шипами, и на спине, покрытой густой рыжей шерстью башенка с воинами. Пленница, заметив выстроившихся солдат, что-то пытается сказать, но я снова бью её по заднице мечом, а потом, воздев клинок к верху, привлекая внимание, кручу им в воздухе. Когда меня замечают, молча заношу его над шеей девчонки. Намёк достаточно ясен. Фиорийцы выстраиваются в один плотный квадрат. Получается на диво слаженно, хотя мы ни разу не тренировались в этом построении. Наше огромное каре ощетинивается копьями, стрелки крутят рукоятки арбалетов, качают рычаги, лучники натягивают своё огромное оружие, все напряжены до предела, но вдруг со стороны рёсцев взвивается белое знамя — знак переговоров. Ну, что же. Трогаю Вороного, и тот, храпя, потому что очень не любит таскать лишний вес, галопом мчит меня к застывшему неподвижно впереди дель Саури. Тот немного бледен, на лбу выступили крупные капли пота:

— Ты что творишь, щенок?!

— Перестаньте, герцог. Будьте мужчиной. Нам всё-равно умирать. Так может следующие выживут…

— И это говорит тот, кто вернётся назад?

Я снимаю со своей головы глухой шлем, беру его на локоть.

— И перестаньте меня оскорблять. Да, вы старше меня по должности, возрасту и титулу. Но прошу вас довериться мне. Нам ничего не сделают. Она…

Снова шлёпаю лежащую поперёк хребта тушку по сочной заднице, прикрытой атласом. Девчонка визжит от злости. Но я вижу то, что упускают остальные — при каждом ударе лица рёсских солдат делаются кислыми…

… — она слишком ценна для них. Лучше пусть кто-нибудь даст ответный сигнал.

Герцог прислушивается к совету, и после короткой команды кто-то из его свиты машет белым, относительно, конечно, платком… От стены имперских воинов отделяется кавалькада всадников в блестящих доспехах и устремляется к нам. При виде занесённого меча их лицо бледнеют, и самый главный из них, что понятно по его толщине и совершенно непереносимому для глаз сиянию доспехов, буквально валится с коня и протирается в пыли:

— Пощади её, и вам ничего не будет, клянусь Высочайшим!

Я слышу его приглушённый вопль от земли. Остальные всадники так же валятся прямо в грязь, поскольку здесь, похоже, недавно прошёл дождь, и вторят своему командиру на разные голоса. И тут я улавливаю — принцессу! Пощади принцессу! Ничего себе… Так это дочка самого императора Рёко? Тогда всё понятно…

— Император даёт своё слово! Он не станет никого наказывать! Клянусь Высочайшим!

Убираю меч в ножны, и рёсцы дружно с облегчением вздыхают:

— Плох тот отец, который не научил свою дочь уважать гостей. Даже если они едут к нему не по собственной воле.

Скидываю девчонку с коня, она приземляется на ноги, но пошатывается и летит на землю. Но просто упасть ей не удаётся — все посланцы с воплями устилают землю своими телами. Принцесса валится плашмя, видно, поскользнулась, и с воплями тут же вскакивает и начинает блажить дурным голосом. Но причина этих воплей не я, а те, кто за ней посланы. Падать на твёрдое и жёсткое железо не слишком приятно, и ничуть не мягко. Наконец та выдыхается, пинает кого-то из посланцев загнутой мягкой туфлей, что вызывает новый взрыв криков — доспехи же металлические, а потом, оттолкнув услужливые руки, вновь приближается ко мне, смотрит злым, просто бешеным взглядом сверху вниз и цедит на всеобщем:

— Ты мне за это заплатишь!

— Жизнью?

Криво усмехаюсь в ответ на угрозу. Она не понимает, приходится пояснить:

— Я и так уже… Покойник… А мертвецу угрозы не страшны.

Она отступает на шаг. Меня обжигает мысль, что я сейчас не солгал. Ведь в каком то смысле я действительно мертвец… В это время от главных ворот дворца отделяется громадная кавалькада всяких пышно одетых личностей всех полов и направляется к нам. Дел Саур бледнеет, потом громко шепчет: