Айзек Азимов - Миры Айзека Азимова. Книга 2

— Энниус?

— Да.

— Ожидаемое восстание беспокоит тебя не только потому, что ты опасаешься за свою репутацию. Я не была бы твоей женой, если б не умела хоть немного читать твои мысли, и мне кажется, ты считаешь, что Империи грозит какая-то серьезная опасность. Не надо ничего от меня скрывать, Энниус. Ты боишься, что земляне победят.

— Флора, я не могу говорить об этом, — с мукой в глазах сказал Энниус. — Это нельзя даже назвать предчувствием… Может быть, четыре года в таком мире — слишком много для нормального человека, но почему тогда земляне так уверены?

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. У меня тоже есть свой источник информации. Все-таки они уже трижды терпели поражение. У них просто не могло остаться никаких иллюзий. А они бросают вызов двумстам миллионам миров, каждый из которых сильнее их, и при этом уверены в победе. Неужели в них так крепка вера в некий Рок или в некую Высшую силу, которая спасет их, и только их одних? А может быть… может быть…

— Что «может быть», Энниус?

— Может быть, у них есть какое-то секретное оружие.

— Оружие, которое позволит одному миру победить двести миллионов миров? Ты просто паникуешь. Такого оружия не существует.

— Я ведь говорил тебе о синапсаторе.

— А я сказала тебе, как с ним бороться. Ведь больше ни о каком оружии тебе неизвестно?

— Нет, — неохотно сознался Энниус.

— Вот видишь. А теперь я скажу тебе, что делать, дорогой. Почему бы тебе не встретиться с верховным министром и не поделиться с ним, от своего имени, планами Арвардана? Выразишь свое неофициальное желание, чтобы ему не давали разрешения. Тогда никто не заподозрит имперское правительство в том, что оно причастно к безрассудному надругательству над земными законами. И ты остановишь Арвардана, сам при этом оставаясь в тени. Потом запроси в Департаменте двух хороших психологов — проси лучше четырех, тогда точно пришлют двух, — и пусть они займутся проверкой синапсатора. Со всем прочим управятся наши солдаты, а потомки пусть сами заботятся о себе. Почему бы тебе не уснуть прямо здесь? Откинем спинку стула, укроешься моей меховой накидкой, а завтрак я велю подать сюда, когда ты проснешься. В солнечном свете все покажется тебе иным.

И Энниус, проведя всю ночь без сна, уснул за пять минут до восхода. А восемь часов спустя верховный министр впервые услышал из уст прокуратора о Беле Арвардане и его миссии.

Что же касается самого Арвардана, то он желал лишь одного: устроить себе каникулы. Его корабль, «Змееносец», ожидался не раньше чем через месяц, и он мог провести этот месяц в свое удовольствие.

Поэтому на шестой день своего пребывания на Эвересте Арвардан распрощался с хозяевами и отправился в путь на самом большом стратолайнере Аэротранспортной компании, который совершал рейсы между Эверестом и столицей Земли — Вашенном. Он намеренно летел на пассажирском лайнере, а не на быстроходном личном стратоплане, который предоставил ему Энниус, поскольку испытывал естественное любопытство археолога и путешественника к повседневной жизни обитателей планеты Земля.

Была у него и другая причина.

Арвардан был родом из сирианского сектора, печально знаменитого своим антитеррализмом, но льстил себя надеждой, что сам этого предубеждения не разделяет. Как ученый, как археолог он просто не мог себе этого позволить. Пусть он вырос, привыкнув считать землян анекдотическими персонажами, и теперь слово «землянин» казалось ему даже каким-то противным, но убежденным антитерралистом он не был.

Так, по крайней мере, он считал. Например, если бы землянин захотел присоединиться к его экспедиции или работать с ним, обладая при этом нужной подготовкой и способностями, то Арвардан его бы принял. При наличии вакансии, конечно. И если остальные члены экспедиции были бы не против. Вот в чем загвоздка. Если сотрудники против, что ж поделаешь?

Арвардан не раз задумывался над этим. Он мог бы спокойно есть за одним столом с землянином, даже ночевать с ним под одной крышей в случае нужды… при условии, что землянин будет достаточно чистоплотным и здоровым. В общем, Арвардан во всем обращался бы с ним как с равным. Но, нельзя отрицать, все время бы сознавал, что землянин есть землянин. Тут уж ничего не поделаешь. Вот что значит вырасти в атмосфере нетерпимости… такой всеобъемлющей, что она почти не замечается, такой насыщенной, что ее аксиомы воспринимаются как вторая натура. Только сменив атмосферу, можно оценить, что это такое.

Вот ему и представился случай испытать себя. Он летел в окружении одних только землян и чувствовал себя почти естественно — разве что чуточку напряженно.

Он смотрел на ничем не примечательные, обыкновенные лица своих попутчиков. Говорили, что земляне не такие, как все, но вот этих он не отличил бы в толпе от жителей других планет. Женщины были недурны собой. Тут Арвардан сдвинул брови. Нет уж, всякая терпимость имеет предел. Брак с землянкой, например, вещь совершенно немыслимая.

Сам самолет, по мнению Арвардана, был тесным и несовершенным. Двигатель, конечно, был ядерный, но использовался далеко не в полную силу. Да и защита была не на высоте. Видимо, рассеянная гамма-радиация и высокая плотность нейтронов в атмосфере не так уж волнует землян.

Арвардан залюбовался видом. Из густо-багровой верхней стратосферы Земля представляла собой сказочное зрелище. Огромные, затянутые туманом и густо усеянные освещенными облаками пространства суши отливали оранжевым оттенком пустыни. Позади медленно отступала от стратоплана мягкая мохнатая ночь, где светились радиоактивные зоны.

От окна Арвардана отвлек общий смех, центром которого казалась пожилая пара, оба в теле и оба веселые.

Арвардан толкнул локтем своего соседа.

— Что там такое?

— Да вот, они уже сорок лет женаты и теперь совершают Большой тур.

— Большой тур?

— Ну да, кругосветное путешествие.

Пожилой супруг, раскрасневшись от удовольствия, без устали болтал, а жена периодически вмешивалась, дотошно поправляя его в совершенно незначительных деталях — вполне добродушно. Публика слушала их с большим участием, и Арвардану подумалось, что земляне ничуть не менее человечны, чем прочие обитатели Галактики.

— А когда вам на Шестьдесят? — спросил кто-то.

— Через месяц, — весело отвечали супруги. — Шестнадцатого ноября.

— Что ж, надеюсь, вам повезет и день будет хороший. Мой отец отправился на Шестьдесят в такой проливной дождь, которого я сроду не видывал. Я ехал с ним — надо же было составить старику компанию в такой день, — и он все время жаловался. У нас была открытая двухколеска, и мы промокли до нитки. «Слушай, папа, — говорю я ему, — ты-то на что жалуешься? Мне ведь еще и обратно ехать придется, но я молчу».