Юрий Алкин - Физическая невозможность смерти в сознании живущего. Игры бессмертных (сборник)

Это слишком… просто. Вот именно – просто. Просто до скуки, до отвращения. Просто и реально. И гораздо больше похоже на правду.

– Так и сказал? Особое отношение к Двенадцатому? Распустились, голубчики… Ну конечно, особое. Хорошо, сообщите Виктору, пусть начинает набор. И не забудьте об отчете. Мы не можем волновать спонсоров. Да, неделя. Что? Как обычно – код «три». Эта информация только для спонсоров. И так уже по институту ползут слухи… Вот именно, меньше знаешь…

Я все еще не верил своим ушам. В очередной раз все мои представления об эксперименте рушились. Они меняли Зрителя. Они обманывали своих спонсоров! Не было никакой мрачной тайны, все эти разговоры о проклятии рода человеческого были не более чем разговорами. Эксперимент, смелый, дерзкий и небывалый эксперимент никогда не удавался! Он прозаически провалился много лет назад, когда их настоящий Зритель и не подумал останавливаться в своем развитии.

Тогда у них, конечно, началась паника. Но пока одни искренне переживали о потере бессмертия, другие скорбели о материальных утратах. И какая-то мудрая голова сообразила, что для того, чтобы иметь субсидии, вовсе не обязательно получить настоящего нестареющего человека. Достаточно обладать возможностью продемонстрировать такого человека спонсорам. А под рукой уже был отлаженный механизм воспроизводства не меняющихся со временем людей. И вот уже четверть века они кормили спонсоров липовыми отчетами и с гордостью показывали им неизменного Зрителя. А те в свою очередь умилялись и исправно делали то, что от них и требовалось, – продолжали платить. Можно было только догадываться, какую жирную пенку год за годом снимало местное руководство с бесчисленных поступлений на банковские счета эксперимента.

На секунду мне представилась страшная картина, нарисованная Катру. Теперь я еще глубже ощутил всю жестокую безнадежность мира, в котором все люди, неся в себе бессмертие, старели и умирали только потому, что считали, что должны умирать. Только потому, что так заведено. И даже узнав о заложенном в них бессмертии, они не имели ни малейшей возможности воспользоваться этим даром, потому что в их головы с младенчества намертво впечатали это страшное заблуждение. Они продолжали стареть и умирать и в промежутке между рождением и смертью успевали рожать детей. И обрекали их на смерть, растя так же, как растили их самих. Потому что у них не было ни малейшей возможности избавить детей от этого груза, оставив их при этом людьми.

Какой извращенный ум мог родить это дикую идею? Что за иезуитский способ заставить меня мучиться до конца своих дней? Но зачем? Зачем? Извращенная месть? Нет, им чужды такие соображения. Не месть это была, а тонкий расчет. Это называется «принимать меры предосторожности». В моих руках случайно оказалась крупица правды, и они не могли меня отпустить, не обезопасив самих себя. Сказать всю правду мне было ни в коем случае нельзя. Совсем ничего не говорить было тоже опасно, поскольку в этом случае я оставался при своих изначальных выводах об успехе и тайне эксперимента.

Надо было придумать какое-то правдоподобное объяснение, то, что заставило бы меня отказаться от этих выводов. Но сделать это надо было так, чтобы никто не поверил моему рассказу, если бы я вздумал болтать. И они с блеском вышли из положения. Что с того, что при этом пришлось бросить тень на всю мою будущую жизнь?

Как я мог поверить ему? Ведь какие-то полтора года назад, после моей операции, Катру с точно таким же подъемом бесстыдно врал мне. А Тесье? «Остановятся ли часы? Затормозится ли процесс? Скоро мы узнаем». Они всегда обманывали меня. Всегда и во всем. Мари, провалившая экзамен, возраст Зрителя, Тесье в роли Двенадцатого – каждый день был полон притворства и вранья. И я хорошо отдавал себе в этом отчет. А теперь, когда мне рассказали страшную сказку, я вдруг поверил в нее как ребенок.

Что ж, давайте играть по вашим правилам. Еще полгода назад я бы зашел в кабинет к этому новому Макиавелли и выложил ему все, что думаю о нем и его методах. Но я уже давно изменился. Если хотите считать, что я верю в этот кошмар, считайте так. Разочаровывать вас я не стану. Мне достаточно правды. Той правды, которую вы так долго и упорно скрывали.

Тесье еще куда-то звонил, с кем-то говорил, а я все стоял, прислонившись к стене, и с облегчением повторял про себя: «Это была ложь, это была ложь, это была ложь»…

Книжный магазин был из тех, что по размерам не уступают супермаркету однако покупателей в них обычно гораздо меньше. А уж в полуденный час тем более. Между полок из солидного темного дерева несколько потерянно бродили двое любителей чтения. Еще один расположился в дальнем углу возле стеллажа с глянцевыми обложками журналов.

Я взглянул на список отделов и направился в противоположный конец помещения, туда, где красовалась надпись «Путешествия». Через день мы отправлялись в круиз по греческим островам, и мне надо было купить путеводитель. Мари давно хотела посмотреть на эти средиземноморские жемчужины – с тех пор как ее ближайшая подруга вернулась оттуда в полном восторге. «Этот Санторини – это такая прелесть, – умилялась Кристина, демонстрируя яркие фотографии, – мы там поднимались в гору на ослах. Это древний затонувший вулкан. А Родос, а Патмос…» Горные ослы меня не особо интересовали, но я и сам был не прочь взглянуть на эти красоты. Да и Афины посмотреть было бы интересно.

Мы говорили об этой поездке с прошлого лета, но сначала болела Люси, потом была горячая пора с выборами, затем подоспела возня с новым домом и череда других не менее важных и не менее срочных дел. Я уже готов был решительно объявить, что делам придется подождать, но тут большая часть проблем как-то сама собой разрешилась, и оказалось, что у нас больше нет повода откладывать путешествие. В редакции могли обойтись две недели без меня; с маленькой Люси оставались мои родители. Наконец-то мы могли побыть вдвоем первый раз за три года после рождения дочки.

И несмотря на это, выбирая путеводитель, я с какой-то тоской думал о том, что не увижу свою маленькую девочку целых две недели. Вчера, пока Люси с визгом носилась по детской площадке, я не мог избавиться от мысли, что с момента ее рождения я никогда не расставался с ней больше чем на день. А потом после обеда она сидела и внимательно слушала, как Мари читает ей «Кота в сапогах». Перро у нас вообще в большом почете. Особенно «Красная Шапочка». Что в ней находят дети, я так и не понял, но читать мне ее приходится регулярно. И каждый раз следуют вопросы. Вчера после «Кота» пришлось объяснять, что такое «наследство», – до этого с таким понятием Люси не сталкивалась. Слушала, широко раскрыв свои огромные глазищи, переспрашивала, но, по-моему, забыла об этом уже через минуту. Ладно, успеем еще объяснить.