Юрий Алкин - Физическая невозможность смерти в сознании живущего. Игры бессмертных (сборник)

– Как бы вам этого ни хотелось.

– Простите? – с прекрасно разыгранным недоумением спросил он. – Как бы мне этого ни хотелось? Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что нам не стоит продолжать эту беседу, – ответил я, стараясь оставаться в рамках приличия. – До свидания.

– Нет, постойте, – твердо возразил он. – Я не знаю, чем я вас обидел, вспомнив о Мари, но…

– Сделайте одолжение, не вспоминайте о ней, – снова прервал я Катру. – Никогда. Хватит того, что вы чуть не отравили мне жизнь своим враньем.

Он сощурился.

– Враньем?

– Вот и поговорили, – сказал я.

– Враньем… – повторил он с каким-то новым выражением. – А как вы узнали?

– Двери надо закрывать, – буркнул я. – Тогда не все, кто проходит мимо комнаты Тесье, будут знать…

– Знать что?

– То, что вы вешаете лапшу на уши своим спонсорам, меняя Двенадцатого как перчатки.

Его лицо окаменело. Он приоткрыл рот, но ничего не сказал. Эффект был поразительный.

– Значит, вы слышали его разговор, – вздохнул он наконец. – Теперь понятно. Но я… почему вы так злы на меня?

– Почему? Вы серьезно задаете такой вопрос?

Он сосредоточенно кивнул и этим еще больше разозлил меня.

– Чтобы покрыть свои махинации с провалившимся экспериментом, вы готовы были перечеркнуть всю мою жизнь. Вам было все равно, что я проведу остаток жизни, мучаясь от сознания того, что не должен умирать, что мой ребенок не должен умирать. Этого не произошло только по чистой случайности. Как вы ни старались, я люблю жизнь и не боюсь смерти. Но если бы не этот случай, моя жизнь была бы пыткой из-за вашей чудовищной лжи. И вы еще спрашиваете, почему я зол?

Я замолчал, досадуя на свою несдержанность. Нашел с кем откровенничать. Катру отвел взгляд. Затем бесцельно открыл и закрыл книгу, которую держал в руке. И тихо сказал:

– Простите.

Мне вдруг стало жаль его. Но только на мгновение.

– Прощайте, – сказал я. – Надеюсь, что я был единственным, кого вы пытались так обмануть.

И, повернувшись, вышел из магазина. Сквозь умытые дождем витрины в лицо мне блеснуло солнце.

– И ты ему ничего не сказал?

– Нет.

– Любопытно, любопытно…

Грузный мужчина с аккуратной седеющей бородой откинулся в черном кожаном кресле и, постукивая пальцами по столу спросил:

– И как он дошел до этого?

Его собеседник, лысоватый человек с аристократическим профилем, пожал плечами.

– Он упомянул какой-то телефонный разговор. Похоже, что он случайно услышал твою беседу. Рекомендовал закрывать двери.

Бородатый хмыкнул.

– Горбатого могила исправит. Но почему он решил, что его обманули? Что бы он ни подслушивал, я такое сказать не мог.

– Насколько я понял, – грустно сказал аристократ, морщась от скрипа кресла, – он считает, что опыт ставится над Двенадцатым.

Бородатый вскинул брови.

– Над Двенадцатым?

Аристократ кивнул. Человек за столом гулко расхохотался.

– И еще мы его меняем… Хорош сыщик! Это же надо – рассказали парню всю правду, а этот чудак все равно в нее не поверил. Придумал такую ерунду.

– Кому она нужна – наша правда… – вздохнул лысый. – Не знаю, что он услышал у тебя под дверью, но на его месте любой человек сделал бы те же выводы. Он просто искал повод не верить. И нашел.

– Что да, то да, – отсмеявшись, согласился бородатый. – Кстати, любопытная идея насчет замены, – тут он улыбнулся. – Если когда-нибудь Десятый неожиданно начнет стареть, можем воспользоваться. И не надо будет совать в каждую группу по подсадной утке.

– С чего ему вдруг стареть? – невесело спросил лысый. – Двадцать пять лет не стареет…

– Опять завидуешь? – спросил бородач. – Нечего ему завидовать.

Аристократ отмахнулся.

– Ему нет. А вот этому грубияну – возможно.

– Ты в порядке? – озабоченно спросил человек за столом. – Сто раз вроде обсуждали. Ты ведь никогда не жалел о том, что знаешь. Что он тебе такого сказал?

– Ничего особенного, – ответил сидящий в кресле. – Ничего особенного… Так, одна фраза. Мне бы тоже так хотелось… Как он… Любить жизнь и не бояться смерти.

Ограбление было дерзким. Точнее, дерзким его завтра должны были назвать газеты. Дерзким и неслыханным. Такие заголовки замечательно продаются даже в век падающих тиражей. Кое-кто наверняка назовет его ограблением декады. «Ограбление века» звучит, конечно, еще лучше, но на век сумма не тянет. А на декаду – в самый раз.

Хотя, если всерьез, дерзости в этом ограблении не было ни на грош. А было там бесстыжее нахальство. Позор это был, а не ограбление. Позор и безалаберность. А как всегда виновата будет полиция. Как будто…

– Лейтенант?

Стив Гортон поднял голову. Улыбка инспектора Келли сияла перед ним, словно реклама зубной пасты. Он сделал усилие не поморщиться. В последнее время подобное усилие приходилось делать почти ежедневно. Как, впрочем, и множество других усилий.

– Да, инспектор?

– Лейтенант, мы закончили осмотр. Никаких следов взлома, все сделано очень чисто. Работали профессионалы. Причем не меньше трех. Я не исключаю, – Келли наклонил лобастую голову, подчеркивая важность того, что сейчас прозвучит, – не исключаю, что им помогли.

Он понизил голос и оглянулся.

– Ну, вы понимаете. Изнутри. Кто-то же должен был отключить камеры.

– Разумеется, – сказал Гортон, чтобы хоть что-нибудь сказать. – Вы уже всех опросили?

– Всех, кто уже пришел. Директор отделения только подъехал.

– Продолжайте, – кивнул Гортон, отлично понимая бесполезность своего указания.

– А что вы думаете по поводу моей теории?

Что, как и все твои теории, она высосана из пальца, хотел было сказать Гортон. И место ей в…

– Правдоподобно, – услышал он свой голос. – А почему вы считаете, что их было трое?

Келли оживился еще больше.

– Банк-то находится на Второй авеню. Здесь они даже ночью должны были одного поставить смотреть по сторонам. Второй – специалист по сейфам. И водитель.

– Хорошо. Идите.

Спрашивать Келли, с какой стати злоумышленникам понадобилось делиться награбленным с личным водителем, Гортону не хотелось. Когда тебе еще нет тридцати и твой феерический энтузиазм сравним только с твоей феерической глупостью, у тебя на любой вопрос найдется ответ. Любому другому подобное сочетание изрядно подпортило бы карьеру, но, если твой родной дядя – мэр, эти факторы не так уж и мешают. А твое желание отличиться и склонность громоздить версии, одна нелепее другой, только подчеркивают твою самобытность.

Он вздохнул и обнаружил, что Келли еще не ушел.

– Что-то еще?

– Вы же собирались поговорить с директором, – напомнил Келли.

Гортон махнул рукой.

– Уже неважно. Поговорите с ним сами. А через час проверьте, кто из служащих не вышел на работу. Имя и все данные – мне.