Валентин Шатилов - Филумана

– Стаг?.. Нет. А звучит очень красиво! Скажите его еще раз: стаг… Как там дальше?

– Стагнация. А еще вот есть красивое слово – кандалы. Тоже не употребляла? Так это то же самое, что вериги. И этот компьютер намерен сделать все, чтобы снова надеть вериги на этот мир. На следующие пятьсот лет. Или пять тысяч – как получится. Наша же задача: мир ваш от вериг спасти. Ну и свою жизнь заодно. А для этого всего-то и надо – найти этот компьютер да заткнуть ему пасть. То бишь источник воли. Знать бы еще, что ищем…

– Но если он такой умный, может, он все-таки живой? – подал голос Никодим. – Сидит где-то там на дне. Старый такой. С седой бородой.

– Твоему описанию больше соответствует какой-нибудь морской бог. С бородой, на дне. А на Земле, где компьютеры уже изобретены, они выглядят совсем наоборот – как обычный железный ящик. Может, нам яшик как раз и поискать?

– Нам прежде надо поискать способ, как не заплутать в пустохляби, – напомнил Михаил. – Стой! – приказала я – Не сбивай! Что-то мелькнуло в памяти… Про ящик… А, ну конечно! Я же на этом ящике, кажется, уже сидела! Перед тем как Олежек опять ко мне пришел и увел под Киршаг, в пещеры. Точно – плоская, теплая поверхность. Очень ровная. Явно искусственного происхождения. Все, я готова искать! Пошли?

– Чтобы заблудиться навсегда? Представляешь, сколько в этой песчаной каше можно ползать? Нет, надо что-то придумать с веревкой!

– А что еще можно придумать? – пожала я плечами. – Проверяли ведь уже! Что-то там, среди песка, ее обрезает – и ничего тут не поделаешь.

– Когда? – спросил Михаил у Каллистрата. – Когда обрезает? Сразу, как мы заходим туда?

– Да, почитай, сразу. Только вы скрылись под песком – и тут же порез.

– Так… – наморщил лоб мой супруг. – Только когда скрылись – и сразу после этого… А что, Натальюшка, происходит, когда мы скрываемся с головой?

– Скафандр активизируется.

– Давай так сделаем, – решил Михаил. – Я возьму веревку в руку и буду спускаться в пустохлябь. Есть у меня одна мысль. А вы посмотрите и скажите – так или не так.

– Да какая мысль-то? – не выдержал Каллистрат.

– Вы глядите внимательнее, – погружаясь все глубже, приказал Михаил.

И скрылся, держа руку с веревкой над песчаной гладью.

И тут же под лучами солнца блеснула ртутная пленка, охватившая его руку. И продолжение руки – веревку Но по веревке ртутный скафандр забрался недалеко. Самое большее – на метр. Этот метр и был отмечен разрезом.

Каллистрат вытянул из песка то, что осталось.

– Ну что? – спросил Михаил, поднимаясь на бережок.

– Как раз по этот… по скафандр, – сообщил Оболыжский.

– Так это скафандр ее и режет! – весело объяснил мой супруг. – Он же полностью меня покрыть должен, чтобы защитить?

– Края скафандра смыкаются на веревке! – воскликнула я.

– Да, любовь моя! Чик – и сомкнулись. Как ножичком!

– Вот и раскрыт секрет обрезанных концов… – сообщила я, не боясь двусмысленности сказанного – кто из присутствующих мог эту двусмысленность понять? – Только что нам с этого? – Теперь мы можем спокойно гулять по дну, – улыбнулся муж. – С чего вдруг? Ведь ничего не изменилось! Мы, конечно, нашли злодея с бритвой – им оказался скафандр. Но он же все равно будет резать. И ему совершенно не важно – знаем мы об этом или нет.

– Радость моя, а кто меня учил пословице: «Знание – сила»? Раз мы знаем, то можем принять необходимые меры. А мера одна – веревка все время должна находиться снаружи скафандра.

– Мы должны обвязаться только после того, как окажемся в скафандре! – наконец сообразила я.

– Умница! – похвалил муж. – Вперед и вниз!

Но в этот день мы так ничего и не нашли.

А на следующее утро нас поджидал сюрприз. Очень неприятный. В виде дохлых мышей. Дохлых крыс. И совершенно не подходящих для жизни в каменном кремле полевых хомячков и сусликов. Они вылезали из неведомых нор и гибли прямо посреди комнат. Сверху на кремлевские дворы слетались птицы, которые, не успев сесть, тут же валились на бок и, дернувшись, замирали навсегда.

– Нам все-таки объявили бактериологическую войну, – мрачно констатировала я, глядя в окно на множащиеся горы трупиков. – Теперь о мирных переговорах можно забыть. Вариантов только два. Или они нас, или мы их. Если успеем. Надо распорядиться о противоэпидемических мероприятиях.

Распоряжения были следующими: всех, кого можно, срочно удалить за стены. Остальным рот и нос повязать чистой тряпицей, которую регулярно менять. Трупики убирать, не прикасаясь к ним. Мыть все только кипятком и даже руки – горячей кипяченой водой. Пить и есть только прокипяченное и проваренное. Вообще беречься как только можно. А большое, отдельно стоящее крыло жилых помещений кремля определить под будущий лазарет.

То, что в этом лазарете весьма скоро появятся больные, было несомненно. «Компьютер» из пустохляби, зацикливший-ся на сохранении статус-кво любой ценой, начал против нас тотальную войну на уничтожение.

Как назло, еще и погода резко переменилась. Пронзительный холод, стоявший на дворе еще вчера, сменился теплынью. Градусов пятнадцать, не меньше. Дерево, уныло стоявшее напротив окон нашей с Михаилом спальни, очнулось, раскрылись почки и даже начали появляться крохотные зеленые листики. Весна! Чтоб ее черти побрали… Теперь-то уж эпидемия развернется!

Быстро собрав по кремлю все веревочки, какие только можно было найти, я приказала делать новые. А мы с Михаилом занялись пустохлябью.

Идти решили по направлению к ее центру. Потому что если уж вся песчаная трясина была задумана всего лишь как хранилище для источника Божьей воли, то разумно было и размещать этот источник именно посередине.

Что совсем не близко. И дополнительная нагрузка – версты и километры страховочных веревок, тянущихся позади…

Все-таки это довольно мерзкое занятие. В кромешной темноте, на четвереньках, ползти неизвестно куда, понимая одно: вокруг – и справа, и слева, и сверху – только тонны песка.

Сам песок, правда, вел себя по-джентльменски – не мешал. И тяжесть его не ощущалась. По крайней мере до тех пор, пока мы не решались распрямиться. Вот тут он был категорически против.

Еще постоять в вертикальном положении несколько минут было можно – хотя тоже мало приятного. Потому что появ лялось ощущение неописуемой тяжести, будто песчинки вдруг вспомнили о том, что все-таки имеют вес. Их масса злобно каменела, из мягкой каши превращаясь в железобетонную стенку. И о том, чтобы в ней шевельнуться, нечего было и думать.

Вскоре мы с Михаилом прекратили всякие попытки подниматься и даже отдыхали, лежа на дне.

А дно было как дно.

С ямами и буграми, глубокими неожиданными рытвинами и препятствиями в виде каменных завалов. Некоторые завалы казались довольно свежими и состояли из острых, будто только что разломанных скальных пород. Откуда такое чудо? Даже если Киршагова пустохлябь существует всего несколько тысяч лет, ее донный рельеф должен был существенно сгладиться!