- Правда? - Да, а раку в подвалы спрятали. Или еще куда, не знаю. - Подвалы? - Да, под нами. Только глубоко. Видите, какая она? Пришлось посмотреть. Действительно, будто спит. Даже кажется, что вчера бледнее была. - Ну, молодежь, настроение боевое? - Никифоров вздрогнул, Василь подошел тихо, совсем неслышно. - Ты, Клавка, оставайся здесь, а нам с товарищем Никифоровым потолковать нужно. Дело есть, - они прошли под яблоньку. - Какое дело? - Никифоров спросил бодро, как и должно молодому комсомольцу. - Да так я, нарочно сказал. А то уболтает она тебя. Хорошая девка Клавка, но... Ты-то как? - Я... я хорошо, а что? - Спалось на новом месте нормально, клопы не мучили, блохи? - Нет, ничего. - Ну и хорошо. А Еремка где? - Ушел, наверное, он мне говорил... - Насчет дядьки, знаю. Пойдем, позавтракаем. Завтракали они в доме товарища Купы. - Сам он спозаранку в сельсовете. Не такой товарищ Купа человек - о долге, о работе забыть, - завтрак был скудный, кружка кислого молока да черствый хлеб, но Василь и это ел в удовольствие. Пришлось из вежливости подобрать до крошки. - А дело вообще-то есть. И людей поближе узнаешь, - Василь достал планшетку, повесил на плечо. - По коням, молодцы. Делом оказалась подписка людей на Индустриальный заем. Приходили на виноградники, и Василь начинал обстоятельную беседу. До середины мало кто выдерживал, хмуро, невесело, но - подписывались. Заминка вышла на четвертом селянине. - Ну как, будем подписываться на сто, или пожлобимся, остановимся на восьмидесяти? Мужик, большой, степенный, продолжал работать работу. - Чего призадумался, Николаич? - Ты, Василь, у нас вроде как барин. Барин Дай-дай. Ходишь и оброки выколачиваешь. Только оброки эти нигде не записаны. Что положено по закону, то отдаю, а лишнего - шалишь. - Сам шалишь, братец. Генеральной линии не понимаешь, или так... придуриваешься? - На то времени нет. А линия такая - обогащайтесь, не слыхал? Кто работать не ленив, жить по-людски должен. У меня твоих бумажек заемных - по горло. Хватит, пора и честь понять. - Эх, Николаич, Николаич, не я ж те займы придумываю. Их сверху спускают, - Никифоров видел, что Василь зол, но крепится. - В кулак пусть спускают, коли приспичило, а мне тот заем без надобности. - Как хочешь. Неволить не могу. Страна и без твоих денег проживет, а вот ты... Пожалеешь, грызть землю будешь, да поздно. - Ты не пугай, не пугай. Возьму, не возьму - едино, как повернется, так и выйдет. Сможете, так все заберете, но сам я вам не поддамся. - Заберем, придет время. - Вижу, не терпится. А знай, это пока я здесь, то все - добро. У тебя ж да других нищебродов добро прахом пойдет, с голоду пухнуть станете. - Поговори, поговори... Договоришься... Они пошли прочь. Внезапно Василь подмигнул: - Видишь, заядлый какой. Сам себе вред делает. Я тебя сюда специально привел, чтобы видел - ненавидят нас и власть нашу. Одни поумнее, молча, а Николаич вслух. Ничего, терпят их до срока... - Долго будут терпеть? - Тебе в городе виднее должно быть. Думаю, кончается их время, кончается, оттого и лютуют. Помимо Али-то у нас еще четверо за год пропали. - Как - пропали? - А сгинули. Кто говорит, в город ушли, за лучшей долей, да пустое. Не те ребята, чтобы тайком, воровски, сбегать. Аля наша верховодила, ее тоже... Знать бы кто. - Найдут, может быть. - А не найдут - все ответят. Я ведь не просто хожу, на заем подписываю, я им в самое нутро смотрю. Не отвертятся. И ты смотри, вдруг чего да приметишь, глаз свежий. - Буду, - хотя что он может приметить? Сыщицкие книжки Никифоров любил, у него была стопочка, старых, еще дореволюционных, с ятями - Ник Картер, Шерлок Холмс, Видок, затертых, пахнувших особо, отлично от, скажем, учебников. Но книжки книжками, а на самом деле никто ведь не скажет при нем, мол, я убил... - Я имею ввиду, кто агитацию против колхозов вести начнет, против власти советской. Из них вражина, запугать хочет. - Буду, - только и повторил Никифоров. - То я так, на всякий случай, - они сидели на скамейке у сельсовета, люди, что проходили мимо, здоровкались, узнаваемо смотрели на Никифорова и шли дальше. Мало людей. День рабочий, но кому-то справка нужна, другому выписка, третьему еще что-нибудь. Клавы сейчас нет, товарищ Купа отпустил ее, одному легче, - все это Василь рассказывал, как своему. - Я постараюсь. - А пока - осматривайся. С ребятами нашими сойдись ближе. Ты городской, одни робеют, а другие, наоборот, задирать попробуют, но ты не бойся, комса любому юшку пустит. С таким напутствием Никифоров и остался. Одиночества он не любил раньше больше теоретически, как признак буржуазного индивидуализма. Откуда одиночеству в городе взяться? А тут почувствовал. И ему не понравилось. Права теория. Так и слоняться? Или возвращаться в церковь и до обеда... А что, собственно, делать до обеда? - Меня дядя Василь до тебя послал, - как-то одновременно и независимо и застенчиво сказал паренек. Одет совсем по-простому, с котомкой на плече, просто ходок-богомолец со старой картинки. Возник он - ниоткуда, только что Никифоров был один, и вот - здрасте! Последнее слово он, кажется, сказал вслух, потому что паренек ответил: - Здравствуй, здравствуй. Фимка я, Ефим, то есть. Да, один из вчерашних припомнил Никифоров. - Дядя Василь? - Он самый. Покажи, говорит, студенту село наше, округу, познакомь с ребятами. Только сейчас работают все. Попозже, к вечеру, разве... - Чего ж, Фима, не работаешь? - Так - общественное поручение! - Какое? - Да ты. - Ага, - Никифоров почувствовал себя странно. С одной стороны, вроде и лестно, почет, а с другой... - Тогда что будем делать? - Дядя Василь думает, может, на речку сначала, - интонация была не вопросительная. Сказано, и все, ясно. - На речку - можно, - Никифоров уцепился за это "сначала". А дальше он и сам решит, что делать. Речка оказалась верстах в двух от края села, а сколько до края пришлось топать... По пути опять пристал кабыздох, Никифоров обрадовался, и собачка - тоже. Фимка, впрочем, оказался болтливым пареньком, и Никифоров даже не заметил, как они дошли. - Вот она, речка наша. Шаршок называется. Речка Никифорову понравилась. Неширокая, спокойная, по берегам сплошь деревья. Ивы, что ли, в ботанике он был слабоват, знал клен, дуб и березу наверное, а в остальных путался. - Рыбы, наверное, много? - Водится, - Фимка провел его к месту, откуда удобно было входить в реку. - У нас многие любят рыбачить, да времени нет. Вода, чистая и ласковая, не хотела отпускать. Купались они до синевы, до зубной дроби, и теперь Никифорову идея Василя представлялась самой удачной. Особенно, когда из котомки Фимка достал обед, что мир предназначил одному Никифорову, но управились едва вдвоем. - Хорошо тут у вас, - лежа на траве, он жевал запеканку со свежим, жирным творогом. Изюму тоже не пожалели. Еще бы, виноградный край. - Скучно, - Фимка ел медленно, как бы нехотя, разве что компанию поддержать, но подбирал каждую крошку.
Читать дальше
