Виталий Гавряев - Отныне я – странник

— Есть десять суток ямы!

Силантий деловито занял позицию метрах в пяти от своего командира. Сразу же, как и Юрий приготовил к стрельбе свой пулемёт. На таком расстоянии о прицельной стрельбе не могло быть и речи, но выручало то, что в такое скопление целей, промазать было тяжело.

Омер Акгюл, готовил свою сотню всадников к атаке. Он ожидал, когда его подчинённые закончат этот извилистый спуск. Который шёл вдоль стены и был специально удлинён и сделан так, что удобно простреливался со стены. Как он сейчас мешал, хотя, когда эти кафиры решатся на штурм, то для защитников обороняющих эту стену, это будет как нельзя, кстати. Дорого заплатит враг за каждый шаг по направлению к крепостной стене.

Час назад, комендант крепости бей Гассан-Араслана, лично отдал ему приказ провести стремительную конную атаку на Русские позиции. А полчаса назад, он сам подошёл к Акгюлу, это произошло тогда, когда тот готовил своих всадников к выходу — ставя каждой группе конкретные задачи. Всё это проходило во дворе Орта-хиссар (средняя крепость). Гассан-Араслана заметив, что Омер обратил на него внимание, жестом предложил пройтись к башне Шахин-паша. А когда они отошли подальше от лишних ушей, и рядом уже никого не было: поправил на голове тюрбан и начал говорить.

— Омер Акгюл, эти кафиры, подтягивают осадные орудия, и наши стены не смогут долго противостоять такому количеству пушек. — Он начал говорить тихо и вкрадчиво, неспешно вышагивая рядом и глядя себе под ноги. — Мальчик мой, нас мало, и нам нужно выиграть время. Это необходимо, чтобы к нам подоспела помощь. Эти русские, каким-то образом доставили к нашим стенам много мортир и стенобитных пушек. И поэтому, нам нужно срочно нанести по ним упреждающий удар. Главная твоя цель артиллеристы и их пороховые склады. Мы вынуждены сделать этот опасный шаг, он необходим, чтобы повысить наши шансы выдержать эту осаду. Наши артиллеристы сейчас не дают им укрепиться — достроить защитные укрепления….

И вот Омер сидя в седле, смотрел, как его боевые товарищи, собирались вокруг его в ожидании начала атаки. Совсем рядом с ним, придерживая свою разнервничавшуюся лошадь, был его лучший друг Рамазан Каплан (лев). Вот уж действительно, в бою он был подобен льву — не знал ни страха, ни жалости к врагу, не пощады. На нём были хоть и старые, но ещё прочные кольчато-пластинчатые доспехи, а на голове, тюрбанный шлем с бармицами. Правой рукой он держал длинное копьё, а на левой руке — держащей поводья, висел круглый щит.

— Эх, если бы наш бей Гассан-Араслана, не отдал бы большую часть воинов гарнизона для похода на эту новую русскую крепость. — Тоскливо думал он. — То, им бы было чем встретить этих наглых кафиров. А так, судя по тому, что враг пришёл к нам, войско великого визиря Мустафы Кёпрюлю разбито… Эх, как нам сейчас пригодились бы эти ушедшие воины…

— Омер, наши воины готовы. — «Вырвал» его из размышлений Рамазан. — Медлить нельзя, враг уже заметил, что мы выходим из Топрак-кале (восточные ворота) и может подготовиться к нападению.

Акгюл приподнялся в стременах и окинул взглядом своих всадников.

— Воины с нами Аллах, вперёд! Алла!

— Алла-а-а-а!

Подхватило множество голосов. И даже топот множества копыт был не в силах заглушить этот боевой клич, несущихся в бой всадников. В их сердцах пылал праведный гнев, и он объединил отважных воинов в едином порыве, несущим смерть неверным, против которых, он и был направлен.

Омер среди первых доскакал до крепостного вала, на котором было подозрительно тихо. Было видно, что орудийные расчёты лежали сражёнными рядом со своими пушками. И все, кто подбегал к орудию, тут же падали рядом. Но бой уже начинался, и думать о бомбардирах было некогда. Вот вал остался справа, но неожиданно с лева и немного спереди что-то часто засверкало и мчащиеся во всю прыть всадники, начали вылетать из сёдел. Лошади тоже стали жертвами нового оружия неверных и начали спотыкаться на всём скаку. Бедные животные падали, страшно кувыркаясь, ломая свои кости. Вот и его белогривая красавица Ай (луна) как будто споткнувшись, начала падать. Но даже будучи сражённой, она осталась верной своему седоку — каким-то неуловимым движением, она выбросила Омера Акгюл из седла. И падая, даже не зацепила того, кого она возила с такой радостью и из чьих рук она любила, есть угощения. Когда он окончил кувыркаться после падения и вскочил на ноги, то первые секунды не мог ничего понять, где он и что с ним случилось. Но когда в голове просветлело, это тоже не принесло ясности в происходящее, его боевые товарищи падали как подкошенные, и самое непонятное заключалось в том, что со стороны кафиров в его воинов летели дьявольские огни, которые не щадили никого. Он обернулся посмотреть, что за коварное оружие используют эти неверные и тут же почувствовал сильный удар в грудь: отбросивший его назад. Но боли не было, только мир вокруг начал сжиматься в одну точку, оставив только яркую звезду вдалеке: вот туда он и устремился на суд.

— «Нет бога — кроме бога»… — Прошептали его губы…

Всё завершилось как нельзя лучше, не один сипах не доскакал до русских позиций. Да и среди егерей не было никаких потерь. Когда Юрий через прицел своего карабина, посмотрел на Азовскую стену, то ему показалось, что он даже увидел выражение ужаса на лицах его защитников. Они прекрасно оттуда видели, как быстро Россияне расправились с атакующими всадниками.

На позициях генерала Гордона, наоборот, наблюдалось воодушевление. Под крики виват солдаты бросали вверх свои головные уборы. Обнимали друг друга, а некоторые даже не скрывая это от остальных, пустили слезу. Уже позднее Юра узнал, что ещё до его прихода: турки, пробравшись сквозь сады, совершили ужасный налёт на лагерь генерала Лефорта — где почти не занимались возведением защитных сооружений. Ворвавшись в него территорию, они убили множество солдат, а некоторых захватили в плен. И они, нанесли бы гораздо худший урон, если бы две тысячи солдат из лагеря генерала Гордона, не поспешили на помощь через поле, чтобы отрезать турок от города. Османы, увидев это, отошли в сады и даже умудрились увести с собой наших пленённых солдат. Всё это, они делали под прикрытием своей конницы. Так же, с собой они забрали много голов убитых ими воинов, которые затем в целях устрашения врага, насадили на колья вдоль стены. А теперь пришла очередь ликовать нашим воинам — потому что, это было, и первой победой над ненавистным врагом, и местью за павших и осквернённых собратьев.

Но вскоре ликование утихло, нельзя надолго расслабляться. И Российское воинство, под командованием инженеров стало доделывать укрепления, и копать апроши, по направлению к крепости. Но не всё было так безоблачно, как казалось на первый взгляд. Из-за отсутствия Петра, каждый из генералов делал всё так, как он считал нужным. Поэтому Лефорт и Головин, стали лагерем не там, где им указывал Гордон, а там где каждый счёл необходимым. Хотя Пётр Иванович, намечал для них, гораздо более подходящие и не такие опасные позиции. Именно за это Франц Яковлевич, и поплатился — подвергнувшись нападению. Спасибо хоть после этого, они согласились на единоначалие.