Роберт Сойер - Пришелец и закон

— Отклоняется. Я дам присяжным соответствующие инструкции в должное время.

— Хаск, у вас была какая-либо причина желать доктору Колхауну смерти?

— Нет.

— Существуют ли какие-либо тосокские религиозные ритуалы, включающие в себя разрезание или расчленение?

— Нет.

— Мы, люди — довольно кровожадные существа. Некоторые из нас любят охотиться на животных. Ваш народ охотится ради спортивного интереса?

— Поясните «спортивный интерес», пожалуйста.

— Для развлечения. Для отдыха. Чтобы приятно провести время.

— Нет.

— Но вы плотоядны.

— Мы всеядны.

— Простите. Но вы едите мясо.

— Да. Но мы не охотимся. Наши предки охотились, это так, но то было столетия назад. Как суд уже видел, мы выращиваем мясо, не обладающее центральной нервной системой.

— То есть вам никогда не хотелось убить кого-нибудь собственными руками?

— Определённо нет.

— Разговор, записанный доктором Колхауном на видеоплёнку на борту вашего звездолёта, заставляет думать иначе.

— Это были досужие размышления. Я сказал, что мы, возможно, отказались от слишком многого, перестав охотиться на свою еду, но желания собственноручно забивать съедобных животных, чтобы насытиться, во мне было не больше, чем в вас, мистер Райс.

— В общем и целом, существуют ли какие-либо причины, в силу которых вы могли бы захотеть кого-то убить?

— Никаких.

— В частности, существуют ли какие-либо причины, в силу которых вы могли бы захотеть убить доктора Колхауна?

— Абсолютно никаких.

— Что вы думаете о докторе Колхауне?

— Мне он нравился. Он был моим другом.

— Что вы почувствовали, узнав о его смерти?

— Я был опечален.

— Отчёты не упоминают о том, что вы выглядели опечаленным.

— Я физически неспособен проливать слёзы, мистер Райс. Но я выражаю эмоции другими способами. Клит был моим другом, и я больше всего на свете хотел бы, чтобы он был жив.

— Спасибо, мистер Хаск, — Дэйл опустился на место. — Миз Зиглер, свидетель ваш.

— Хаск… — начала Зиглер, поднимаясь на ноги.

— Ваша честь, — сказал Дэйл, — возражение! Мистер Хаск имеет право на вежливое обращение. Миз Зиглер должна обращаться к нему, как к любому другому свидетелю.

Зиглер явно разозлилась, но, по-видимому, сообразила, что любое несогласие только ухудшит дело.

— Принимается, — сказала Прингл. — Миз Зиглер, вы должны обращаться к обвиняемому «мистер Хаск» или «сэр».

— Конечно, ваша честь, — сказала Зиглер. — Прошу прощения. Мистер Хаск, вы сказали, что вы не были наедине с доктором Колхауном в момент его смерти.

— Да.

— Но вы были наедине с ним при других обстоятельствах?

— Конечно. Мы летали вдвоём на звездолёт.

— Да, да. Но кроме того случая вы не проводили время друг с другом в общежитии университета?

— Время от времени он и я оказывались единственными присутствующими в том или ином помещении.

— Но не только это, не так ли? Правда ли, что вы часто проводили длительное время вдвоём с доктором Колхауном — иногда в его комнате в Валкур-Холле, иногда в вашей?

— Мы часто разговаривали, да. Друзья это делают.

— То есть не было ничего необычного в том, что он впускал вас в свою комнату?

— У Клита были необычные музыкальные пристрастия. Никто другой не хотел присутствовать, когда он запускал свой CD-плеер.

— Необычные пристрастия?

Хаск издал звук, очень похожий на человеческое откашливание, и пропел:

— Swing your partner, do-si-do… [65] Полной ясности нет, но, по-видимому, это как-то связано с музыкой кантри (Колхаун, в конце концов, из горной части Теннесси, родины этого музыкального стиля). http://youtu.be/N_cQuBSo_jk

Присяжные расхохотались.

— Спасибо за представление, — холодно сказала Зиглер. — Мистер Хаск, если вы были частым гостем в комнате жертвы, то почему мы должны верить, что в момент убийства вас там не было?

— Вы должны в это верить в соответствии с презумпцией невиновности, которая, как предполагается, является базовым принципом вашей системы права.

— Не является ответом на вопрос, просим вычеркнуть, — выпалила Зиглер.

Однако судья Прингл улыбалась.

— По-моему, отличный ответ, миз Зиглер. Отклоняется.

Зиглер снова повернулась к Хаску.

— Однако вы признаёте, что часто бывали с доктором Колхауном наедине.

— Я бы сказал «время от времени».

— Пусть так. Время от времени вы оставались с ним наедине. А в тот вечер, когда произошло убийство, вы решили не ходить на встречу со Стивеном Джем Гулдом.

— Это так.

— Почему?

— Я знал, что в тот вечер я должен буду линять.

— И вы хотели сделать это без посторонних глаз?

— Вовсе нет. Просто я знаю, сколько внимания люди уделяют тосокам даже в обыденных обстоятельствах. Мне показалось, что публичное сбрасывание кожи посреди лекции привлекло бы ко мне слишком много внимания, что было бы невежливо по отношению к профессору Гулду.

— Весьма предусмотрительно, — сказала Зиглер с сарказмом в голосе. — Однако вы не должны были линять в тот день. Откуда вы могли знать, что это должно произойти?

— Ранее в тот день у меня начали отваливаться чешуйки, а также я чувствовал зуд, обычно сопутствующий линьке. Я признаю, что линька была вне графика, но о её приближении я знал заранее.

— И как вы объясните присутствие предметов, похожих на тосокскую чешую, в комнате доктора Колхауна?

— Возражение, — сказал Дэйл. — Требование строить догадки.

— Я разрешаю, — сказала Прингл.

Щупальца не голове Хаска качнулись.

— Я был у него в тот день; должно быть, обронил несколько чешуек. Или, возможно, я сорил чешуёй по всему общежитию, а доктор Колхаун заметил и, заинтересовавшись, подобрал их и принёс в свою комнату для изучения; их могли сбросить со стола на пол в ходе потасовки, которая, возможно, сопутствовала убийству.

— Что вы делали в момент убийства доктора Колхауна?

— Я полагал, что обвинению не удалось установить точное время, когда оно произошло, — сказал Хаск.

— Хорошо. Что вы делали между восемью вечера и полночью двадцать второго декабря?

— С восьми до восьми тридцати я смотрел телевизор.

— Какую программу?

— Полагаю, я беспорядочно переключал каналы. Я смотрел понемногу множество передач. — Пучок щупалец сложился в тосокский эквивалент пожатия плечами. — В конце концов, я мужчина.

Присяжные рассмеялись. Щёки Зиглер немного покраснели.

— А чем вы занимались после того, как закончили переключать каналы?

— В основном, медитацией. И, разумеется, линькой.

— Конечно, — сказала Зиглер. — Так удобно подоспевшей линькой.

— Это вовсе не удобно, миз Зиглер. Не знаю, есть ли в людской биологии какие-либо периодические процессы, но поверьте мне, линька раздражает неимоверно.