разные - Журнал ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ. Сборник фантастики 2006

— Вы опять к нему?

— Роза, мы на минутку. Вот, покажу новенькому. Кстати — это Андрей, это Роза.

— Очень приятно… — в один голос сказали представленные.

Рамон и Андрей вошли в маленькое, все какое-то серебристое помещение, в котором стояла длинная кровать-саркофаг. На ложе неподвижно вытянулся во весь рост наполовину прикрытый белой тканью огромный мулат с черными усами. Глаза его были полуоткрыты. Рамон склонился над ним, всмотрелся, четко произнес:

— Альбериго!

По телу великана прошла судорога. Рот оскалился, в уголках показалась слюна. Раздался стон, похожий на рычание… Заглянула Роза.

— Идите, идите отсюда! Вы только хуже делаете.

Рамон потянул Андрея за собой. В коридоре Андрей вопросительно посмотрел на своего спутника. Лицо Рамона словно окаменело: продолговатые черные бачки, маленький твердый рот…

— Наша работа… — выговорил он. — Всяко приходится возвращаться из полетов. Иногда итак…

— Что с ним? Впал в кому?

— Какая, пор дьяболо, кома… Просто спит и проснуться не может. Летаргия, не летаргия… Когда возвращался — молча пролетел мимо. Пришлось нам с Шериданом ловить его. Еле нашли. Прибуксировали, сделали принудительную швартовку. Вскрыли квантор — и увидели его вот такого…

— И что теперь будет?

— Через пару недель приходит «Сибэрд». Увезет на Землю, с врачом… Только ты лишнего не думай, Андрес. В учебно-ознакомительных полетах ничего такого не случается. А в рабочих — как сам себя поведешь.

— Да я и не думаю…

— Тебе какой предел скорости Юра задал?

— Двести шестьдесят.

— Ну, это ерунда…

Питаться можно было у себя в каюте. Но Андрей предпочитал кафе: гораздо интереснее. Он смотрел на каждого посетителя и старался угадать, кто он: ученый, технарь, врач, связист… Летчики узнавались по глазам. Впрочем, их было не больше полутора десятков, и Андрей уже знал всех. Но вот этого человека, только севшего к нему за столик, по глазам — явного пилота, он не знал. Человек внимательно и приветливо смотрел на Андрея. У незнакомца было худощавое загорелое лицо, светлые волосы ровно лежали на лбу.

— Простите, вы Андрей Варенцов?

— Да, — несколько удивленно ответил Андрей.

— Я Дэниэл Хартфорд. Группа философов.

— А мне показалось, вы пилот.

Хартфорд засмеялся.

— Я время от времени летаю. И сижу на сопровождении. В частности, завтра полечу. Согласитесь, Андрей, философ должен на своей шкуре испытать то, о чем он, м-м-м… философствует. Всячески пытаюсь убедить в этом наших. И в результате… пилотское свидетельство только у меня одного.

— Не проникаются?

— Нет. Ноя понимаю, к пилотированию тоже должна быть внутренняя склонность. Тем более здесь полеты особые.

— Точно, особые. Ребята все глядят на меня этими глазами, словно боги. Извините, и вы тоже, Дэниэл.

— Ах, глаза… Мы не виноваты, Андрей. Это скорость, световой барьер награждает. Я боюсь, не становимся ли мы и внутренне, в душе несколько другими. И в какую сторону меняемся, вот вопрос! И когда это вылезет.

— Я пока ничего не замечаю.

— Это пока… Данное явление имеет место всего полгода.

— Дэниэл, вы говорите «барьер». Значит, уже установлено, что это именно барьер? Который можно преодолеть?

— Существуют разные точки зрения… Я расскажу, Андрей. Вы пилот и должны знать. Никакого документального, приборного подтверждения того, что скорость света нами в полетах превышается, нет. Просто… после определенных действий, предпринятых пилотом, с ним пропадает связь. И с этого момента у него в кванторе «замирают» приборы.

— Перестают работать?

— Да. Работают только механические часы. Но их показания совершенно непредсказуемы. И не поддаются систематизации. Потом пилот повторяет все действия в обратном порядке — восстановилась связь, стрелки и дисплеи ожили, и можно возвращаться домой.

— А что говорят ученые?

— Ученые, в том числе и Рышард Станиславович, считают, что раз приборы ничего такого не показали, значит, и перехода через барьер не было. А пилоты уверены, что систематически бывают за барьером.

— А вы, Дэниэл?

— Скорее да, чем нет. Мы пытались доказывать, подробно рассказывали, как это происходит. Показывали зарисовки звездного неба. Съемки-то результата не дают, в аппаратах ничего не остается. Но физики убеждены, что это не более чем глюки пилотов. Перед каждым полетом и после него нас стали гонять к психологам. Якобы околосветовые скорости влияют на психику.

— Но если на психику — то должно быть у каждого по-раз-ному!

— Верно мыслите. А у нас у всех одно и то же: с небесной сферы исчезает Солнце. Остаются только звезды. И главное, Андрей, — ни одного знакомого созвездия! Уж можно поверить Рамону, Бринсли, это наши лучшие астрономы.

— И куда забрасывает? На другой край галактики?

— Это самое первое, что можно подумать. А ведь можно подумать и не только это. Как, Андрей?

— Дальше думать уже страшновато…

— Страшновато не только вам, но и нашим космофизикам. К сожалению. А когда случилось происшествие с Альбериго Кабрапем, Недзвецкий элементарно запретил применять в полетах алгоритм действий, приводящий к пропаданию связи и отказу приборов.

— И что же мы делаем теперь у барьера?

— Ходим. Набираем статистику. По плану пробуем различные режимы, всяческие комбинации акселеронов, вплоть до десятой производной. Бодаем световой барьер, не более того. Следуем указаниям начальства…

— А фактически?

Хартфорд помолчал, усмехнулся.

— Увидите сами, Андрей…

— Так-то можно и просто беспилотки посылать.

— Пробовали. Но робот может неправильно отреагировать на неожиданность. Команды со станции по баросвязи проходят, но мы же не знаем, что командовать. Не видим, что там делается. Все равно нужен летчик.

…Услышанное требовалось обдумать. Из кафе молодой пилот отправился на стартовую палубу. Сегодня полетов не было, и он рассчитывал побыть под звездами один.

В коридоре навстречу ему попался Бринсли Шеридан — худой, высоченный, морщинистый, с седыми усами. Шеридан, самый старший из летчиков, всегда был молчалив и замкнут. Летал он чаще других пилотов.

И на стартовой палубе тоже кто-то был, Андрей заметил это не сразу. У перил балкона шевельнулась невысокая тень, раздался стук каблучков, женщина быстро прошла мимо и исчезла.

В полет ушел Рамон Контрерас. Сопровождать назначены были Хартфорд и Андрей. Полет проходил как обычно. Андрей сидел перед пультом баросвязи, поглядывал в монитор с круглым экраном. Лицо пилота четко виднелось сквозь стеклолит гермошлема. Время от времени Рамон докладывал о ходе полета. Сам он не имел монитора в кабине — только приборы. Но слышал то, что ему говорили. В отличие от радио, баросвязь действовала мгновенно. Она требовала огромных затрат энергии и применялась только в Институте скорости. Этот вид связи имел и другую очень важную функцию — навигационную. Оборвись по какой-то причине ниточка бароквантового луча — и пилот, которого околосветовая скорость забросила совершенно неизвестно куда, ни за что не отыщет среди обступивших его звездных миров незаметную пылинку «Баярдены».