Геннадий Прашкевич - Шпион в Юрском периоде

— Ты жил здесь и раньше?

— Я три года подряд снимал этот номер. Мадам Дегри считала меня своим постоянным гостем.

— Кстати о мадам, Джек… Там, на лестнице… Я прикасался к ней…

— Однако ты прыток, мадам давно не в том возрасте.

— Оставь. Ты знаешь, о чем я.

— О чем?

— Эта болезнь… Я мог ею заразиться?

— Вскрытие покажет.

— Мне не нравятся твои шутки, Джек.

— Привыкай. Здесь так шутят. И поставь кофейник на плитку. Я хочу кофе. Потом пойдем. Уже утро. Не ленись. Здесь все надо делать самому. Что значит, где вода? В кране.

— Она не опасна?

Джек подмигнул:

— Не более, чем мадам Дегри.

— Как это понимать?

— Как нечто ободряющее. Мадам Дегри умерла от сердечного приступа, адентит тут ни при чем. Слишком жаркое лето. И вообще, Эл, чем меньше ты будешь ломать голову над происходящим, тем лучше. Советую выбросить из головы мадам Дегри. Ее больше нет.

— А Отис? Если он ненадежен, зачем ты связался с ним?

— Он ненадежен, зато удобен. Ты потом поймешь почему. К тому же, он не дурак. Полистай “Зоологическое обозрение”.

— Почему “Зоологическое”?

— Чаще всего он публикуется в “Зоологическом обозрении”. Он криптозоолог.

— Что это такое?

— Он специалист по необычным видам. Животных, конечно. Но, может быть, и растений. Этого не знаю.

— Что значит — необычные виды?

— Снежный человек. Или Несси. Или доисторические чудовища в отдаленных болотах и озерах. Или тот же глоубстер. Вроде бы многие видели их следы, но никто не держал их в клетках.

— Разве глоубстер не стал реальностью?

— Лучше бы он оставался мифом! — выругался Джек. — Отису с ним сильно не повезло.

— Отису? Я считал, что тем, кто попал на кладбище?

— Те, кто попал на кладбище, в игре больше не участвуют. А Отис жив. Последние годы Мелани Кертрайт систематически издевалась над Отисом. Никто, кроме нашего криптозоолога, не верил в существование глоубстера, а попала эта тварь в руки Мелани. На месте Кирка ее возненавидел бы даже ты.

2

Пока Джек натягивал свежую рубашку, пока мы допивали кофе, я услышал много интересного об Отисе.

Стоило местному шерифу погрозить кулаком в сторону моря (он не любил непонятного), как Отис появлялся на телевизионном экране. Он обличал невежество. “Эта штука, сынок, — говорил он, передразнивая шерифа и имея в виду глоубстера, — эта штука, сынок, старше тебя на десятки миллионов лет. Не думаю, что такие цифры дойдут до тебя, сынок, но представь, что даже твои волосатые предки говорили о глоубстере с уважением”. Стоило Мелани Кертрайт или ее сотрудникам в очередной раз посмеяться над суевериями островитян, как Отис появлялся на телевизионном экране. “Военно–морской флот, — говорил он, обращаясь к жителям острова Лэн, — довольно не беден. Благодаря налогоплательщикам, конечно. И если Мелани Кертрайт и ее недоумки не верят фактам, значит, наш военно–морской флот вкладывает деньги налогоплательщиков не туда, куда следует. Зачем так щедро оплачивать глупость военных, пусть даже некоторые из них получили ученые степени”.

Телевидение любило Отиса.

Выступления Отиса всегда отдавали скандалом.

Он никогда не церемонился. И всегда прямо говорил то, что считал правдой. Это благодаря его стараниям глоубстер стал предметом гордости для островитян. Ведь у жителей других островов ничего такого не было.

Начинал Отис как зоолог. И начинал интересно.

Правда, возня с вонючими препаратами быстро ему наскучила. Он жаждал доблести и славы. Он увлекся аквильским чудовищем. Даже когда было доказано, что аквильское чудовище — блеф, он не потерял вкуса к тайнам. В течение трех лет издал три поразившие читателей книги. “Тайны больших глубин”, “Еще о тайнах больших глубин” и, наконец, томик, от корки до корки напичканный сложными формулами. Изучив данные святых книг, Отис доказал, что Иисус был распят не в какой‑то другой день, а именно двадцать второго марта. Он предложил помечать этот день в мировых календарях особыми цифрами. У одних оппонентов такое предложение вызвало гнев, у других чувство неловкости. Но Отис плевал и на тех, и на других. Он впрямую занялся тем, что называл научной журналистикой. Он много путешествовал. В Уганде на него напал живой птеродактиль. Так Отис утверждал, показывая искалеченные пальцы на левой руке, других доказательств у него не было. Академические круги перестали принимать слова Отиса на веру. Из журналистики он тоже ушел, закончив моргом — так называют в редакциях газетный архив. А последние семь лет безвыездно провел на острове Лэн. Кое‑кто считал, что это он и выдумал глоубстера. Но затем таинственная тварь попала в руки Мелани Кертрайт.

3

Мы шли по пустой улице, стараясь держаться в тени.

От каменных стен несло жаром, падали с ветвей скрюченные листья равеналий — дерева путешественников, и я опять поразился, как много листьев на земле. Они лежали слоями. Похоже, они не успевали сгнить, как падали новые, а службы уборки на острове, видимо, не работали. Встопорщенные пальмы, огромный эвкалипт, по колени погрузившийся в сброшенную с себя кору, ломкий персимон, пожелтевшая, не выкошенная трава, и везде — листья, листья, листья. Всех форм, всех расцветок. Колючие, угловатые, овальные, почти круглые, сердцевидные. Никто не следил за чистотой улиц, листья шуршали под ногами. Они лежали на крышах, на земле, на стенах. Они облепляли желтыми пятнами обрывки лиан, какие‑то висячие стебли, вайи папоротников. Природа, не контролируемая человеком, взбесилась. Правда, и люди от нее не отставали. Женская туфля прямо под ногами. Злобно поблескивающие под солнцем обрывки магнитофонной пленки. Обрывки газет, пластиковые лоскутья, тряпье.

— Тут что, мусор не вывозят?

— Мусор? — удивился Джек. — Бывали деньки, когда мы трупы не успевали вывозить.

— Что это? — остановился я перед рекламным щитом. Он потемнел от пыли, но кое–какие надписи проглядывали, а в правом нижнем углу щита явственно просматривалось крошечное черное солнце с лучами–протуберанцами.

— Глоубстер, — подтвердил Джек. — Пока острову не грозил адентит, символическое изображение этой твари красовалось на всех рекламных щитах. Его лепили на джинсы, на рубашки, он украшал фасады отелей, о нем распевали куплеты. Это сейчас он ничего, кроме страха, не вызывает.

— А что известно о самой болезни?

— Ничего определенного.

— Но на острове много специалистов. В той же лаборатории Гарднера. Что они говорят?

— “Сохраняйте спокойствие!” — вот что они говорят, — раздраженно отмахнулся Джек, увлекая меня к запущенному трехэтажному дому. — Они сами ничего не знают. Они пока даже возбудителя болезни не выявили.

4