Генри Олди - Шутиха. Фантастические произведения

— Ну ты даешь, землячок! – Небейбаба приобнял брата по разуму, одновременно тесня его подальше от упакованных корсаров. – Я‑то думал, что ты этот, биомать на биомассу… А ты тот! Ты такой тот, что прямо тот еще! Эх, да что там! Ура зеленым!!!

Для Альеносхромпа это был миг триумфа. Вот что значит умение принимать самостоятельные решения и способность к импровизации – далеко не каждый разумный Улья может похвастаться подобными талантами!

Грядущая белизна внешних ребер становилась реальностью.

где атмосфера оставляет желать лучшего, проявляются самые возвышенные чувства, а финал грозит продолжением

На «Летучем Китайце» воняло табаком «Святый Крепкий», горелым временем и ромовой отрыжкой. По углам пищали крысы: торопливо надевая скафандры, они собирались бежать с тонущей шаланды. В пробоины подтекал вакуум: помпа не справлялась с нагрузкой. От космической пыли, сочившейся из треснувшего иллюминатора, хотелось чихать.

— А вдруг засада?

— Вряд ли. Но лучше держаться вместе. Зря ты, Алька, скукожился… Вдруг еще кого ублажить приспичит?!

Капитан Стриммер шел молча, гордясь, что всех спас плод его белой горячки.

Добрую Мамочку они нашли в грузовом чулане, за ящиками с малосольными квадро–арбузами.

— Она без чувств! Связана! У нее голодный обморок! Чем они думали, эти малоразумные отрицательные герои?!

Альеносхромп был потрясен мужеством корсаров. Столь досконально войти в роль, грозящую помутнением собственного рассудка и атрофией мышцы сострадалища! Такие подвижники честно заслужили блажь–паек. Конечно, если так обращаться с Добрыми Мамочками, то стоит ли потом удивляться: откуда берутся Злые Тещи! Неурядицы в ячейке, склоки, отдавленные цырлы…

— Куда ее нести, земляк?

— Ко мне, в шнырь–Люльку! Только осторожней, здесь еще яйца…

ОРайли обошла кругом пять желто–зеленых яиц, стараясь держаться от метровых сфероидов подальше. В мерцании лампад казалось, будто яйца шевелятся.

Чувства, испытываемые госпожой есаулом, с натяжкой можно было бы назвать материнскими.

Добрую Мамочку предстояло нести через всю шаланду и половину «Нострадамуса». Это оказалось нелегко: даже истощенная, она и сейчас весила вдвое больше Альеносхромпа. Ублажитель–IV пожирал глазами красоту ее тела, точеные, изящные черты морды, легкомысленно загнутый гребешок, подбритый по краям. В такую самку можно влюбиться с первого взгляда.

Или он – уже?!

К счастью, в стык–шлюзе, соединявшем «Нострадамус» со шнырь–Люлькой, их ждал предупрежденный Телепнем стюард. Добрая Мамочка была незамедлительно уложена на авто–арбу.

— Доставить с ветерком, – распорядилась Ева. – Живо!

***

— Грибоум!

— Да, разумный! Слушаюсь и повинуюсь!

— Что с Доброй Мамочкой?

— Сращена с колонией мхов–радетелей. Вне опасности. Но ее глист–транс…

— Что?!

— У него запор. Выделения отсутствуют. Мозгописец отмечает полное безразумье на всех уровнях.

— Продолжай. Я буду на инкуб–Люльке.

***

— Клянусь Мудрым Терцем! Ублажитель! А кто это с тобой? Беспредельцы? О, они такие лапочки, такие красавчики…

Вопросы сыпались метеорным дождем, и Альеносхромп заподозрил, что подхватил вирус безразумья. Тем более, что ни одной Доброй Мамочки поблизости не наблюдалось, а поток слов извергался вокальными мембранами самой инкуб–Люльки. В это трудно было поверить! Обычно люлечные грибоумы выращиваются в почтении к разумным. Подобная же бесцеремонность, можно даже сказать – фамильярность! – наверняка привела бы к шоковому столбняку, не пройди Альеносхромп очередную Очную Ставку. Раскол изменил не только тело, способное отныне совмещать в одной ипостаси функции Ублажителя–IV, Добывателя–III и даже (отчасти!) Торчка–I. Иной стала психика: гибкая, будто хвост, податливая, словно хлюп–жижа, и многогранная, как заветы Второпредков.

— Кстати, вы моего тела не видели? – от этого игривого вопроса Альеносхромп едва не подпрыгнул.

— Тела?!!

— А что тебя смущает, душечка? Понимаешь, эти Беспредельцы росточком не вышли – зато темперамент! Как в Люльку влезли, прямо с порога давай заигрывать! Железом увешались, шатаются, но терпят! И кричат, топают… Торчки хоть куда! Разве девочки могли устоять? Опять же идеи Терца: «Возлюби дальнего своего, если дотянешься!» Пришлось срочно закукливаться, чтобы соответствовать. Иначе задавим, и вся любовь. Жребий бросали, мне выпало в грибницу Люльки внедряться. Грибоум‑то наш от страсти повредили, он прямого попадания не вынес, весь в мицелий выпал… Сигнал бедствия, дурачок, отбил! Наши скоро все вылупятся, в коконы наслаждений с Беспредел–Торчками полезут – а мне в грибнице страдай!

В голосе юной Мамочки мелькнула плохо скрываемая обида.

— Потом, конечно, мозгопись переживу, только ведь самой хотелось… А тут еще тело сперли. Неужели этим самцам совсем невтерпеж? Может, они там уже мое тело вовсю любят, а я здесь, как цырла бесчувственная! Ой, а это кто с тобой? Их самка? Какая маленькая, бедняжка! Девочкам так не уменьшиться, даже после Раскола… Да, еще у нас носовой космогрыз расхворался, а я не знаю, чем его лечить! Вовремя ты, Ублажитель…

С носовым космогрызом дела оказались плохи: после заряда атомной дроби его непрерывно тошнило клочьями единого поля в самых неожиданных диапазонах. Оставалось радоваться, что Добрая Мамочка не догадалась поставить ему клизму. Требовалась срочная ампутация. Иначе при очередном приступе тошноты космогрыз мог извергнуть что угодно, включая крохотную анти–Вселенную.

Но без него инкуб–Люлька была обречена на неподвижность.

Оставалось одно: срочная стыковочная ассимиляция. Удалить больной орган, затем присосаться шнырь–Люлькой к инкубатору, и побыстрее нарастить мощность здорового космогрыза за счет ассимилированных ресурсов. Впрочем, торопиться надо было не только из‑за этого. Альеносхромп хорошо усвоил: в финале каждого отврат–фильма Беспредельцев обязательно происходит Большой Бах. Взрываются реакторы, бомбы, звезды, галактики, мусорные контейнеры, плюшевые медведи, скрипки работы Страдивари… Идет отсчет секунд, завывает сирена, и немногие герои успевают спастись бегством в последний момент.

Как завещал Мудрый Терц: «Предусмотрительный разумный – живой разумный!»

***

— Тебе уже надо улетать, пупсик? Так быстро? Даже не попрощались хорошенечко… Хоть координаты оставь: письмецо там прислать, свидание назначить?

ОРайли обиженно надула губки, став донельзя похожа на Добрую Мамочку – чем сразила Альеносхромпа наповал. Но долг перед Ульем не оставлял выбора.

— Печаль делает из двух моих сердец четыре, о несравненная, а хвост вянет осенним вьюнком! Но я не прощаюсь! Я…