Екатерина Русак - Вор черной масти

Свою женитьбу я с удовольствием обмыл и закусывал жареным мясом. Мясо было вкусное, с уксусом и луком. Почувствовав прилив душевных чувств, меня потянуло к Марии.

Как подобает урке, развязно и с наглецой, я спросил Марию:

- Ну и когда мы вместе на перинах дохнуть[3] будем?

Мария окатила меня насмешливым взглядом:

- Быстр! Ой, как быстр! Не сегодня, мужинек...

- Уже есть надежда, - радостно хихикнул я.

Два часа мы дружно пьянствовали. В голове у меня шумело.

- Мария, - сказал Волосников прощаясь со мной у двери, - женщина умная, ты ей палец в рот не клади. Всю руку откусит. Но веселая, шебутная бабенка, скучно с ней не будет...

С появлением Марии нужда в ношении бороды и парика отпали сами собой. Я снова стал Рабером, живущим под чужой фамилией и паспортом.

Спали мы с Марией порознь, в разных комнатах.

07 июня 1949 года. 13 часов 36 минут по местному времени.

Толкучка города Читы.

***

В своей новой личине освобожденного из тюрьмы Штерна Наума Исааковича я предпринял поход на городскую барахолку в сопровождении Марии. Узнав цены, я поразился дороговизне, которая царила здесь. Продавали не только поношенные вещи, не только старые, но откровенно говоря, годные только в утиль. Здесь можно было купить обувь, одежду, продукты. Среди китайской и немецкой тушенки лежали ржавые, погнутые гвозди, выложенные на прилавках кучками. Продавали старые патефонные пластинки, луженые кастрюли, настенные часы с кукушкой и трофейную бытовую технику из Германии. Где-то из под прилавка лениво шла торговля оружием. Немецкий Вальтер или Парабеллум стоил две тысячи рублей. Совсем недорого. Легче было приобрести ствол с патронами, чем хорошую фомку.

Зарплаты у населения были небольшие: 500 рублей получал чернорабочий, мастер высшей квалификации 1200 рублей, но основная масса людей имела доход в среднем в 630 рублей в месяц. Велика ли была эта сумма? Хлеб был относительно дешев: килограммовая буханка хлеба из пшеницы продавалась по цене 4 рубля 40 копеек, а черный стоил трешку. Примерно столько же стоил литр молока, где три, а где четыре рубля. Но молоком и хлебом сыт не будешь. Килограмм сахара или литр пива можно было приобрести за 15 рублей, килограмм гречневой крупы, свежей рыбы или десяток яиц третей категории за 12 рублей, подсолнечное масло, литр в разлив - 30 рублей. Зато сливочное масло стоило 64 рубля килограмм, чуть дешевле водки, пол-литра которой стоили на четыре рубля дешевле. О мясе я вообще умолчу, его многие люди вообще не видели из-за дороговизны. Торговали им на рынке спекулянты, люди брали даже дешевые кости с хрящами и жилами небольшим весом, не больше двести-триста граммов.

Можно жить на эти деньги одному? Наверное. Но у большинства женщин были дети: двое, трое, четверо... И не было мужей. При этом не надо забывать про обувь, одежду, мыло и различные хозяйственные мелочи. А квартплата и дровяное отопление? Керосин для освещения.

Мебель? У многих семей была не покупная, а самодельная мебель, сбитые из досок кушетки, самопальные скамейки и шкафы. Кому из населения удавалось разжиться железной армейской кроватью с сеткой считали ее большой роскошью.

Но самым страшным прессом для населения были государственные займы на восстановление и развитие народного хозяйства после ВОВ. Их обязаны были брать все. На некоторых предприятиях до третьей части месячной зарплаты выдавали государственными облигациями.

Бедно жили, очень бедно.

Потолкавшись на рынке, я, щурясь от солнца, выслушивал от своей "жены" ненавязчивые поучительные наставления: "Вон тот, мужичек в клетчатом пиджачке, скорее всего вор-карманник"; "У этого продавца, скорее всего под прилавком есть водка. Купи пару бутылок для отвода глаз".

Все это она говорила с милой улыбкой, прижимаясь ко мне и со стороны казалось, что мы влюбленная пара праздношатающихся горожан, которые пришли на базар за покупками. В руках у Марии была широкая кошелка, которую она несла прижимая к себе.

- Начальник, - обратился я к бородатому мужику, торгующему салом. - Пару бутылочек беленькой не запродашь? Душа горит.

- Дык, нетути, - ответил он, оценивающим взглядом скользя по моему портрету. - Откедова ей у меня взяться? В магазин ступай. В гастроном.

- Ты, дядя, понты не гони. Глядишь, и найдется! - я осклабился ему в лицо, сверкнув золотыми фиксами. - А я не обижу, заплачу.

Моя бандитская внешность и манеры его немного успокоили.

- Давно освободился? - спросил он, беспокойно бегая глазами по сторонам.

- На днях, - нагло соврал я. - Ну так как?

- Сто шестьдесят рубчиков гони, - сдался он.

Получив деньги спекулянт, косясь на соседних продавцов, быстро всучил мне две сорокоградусных поллитры Московской особой с зеленой этикеткой и со скучающим видом снова замер за прилавком.

- Ладушки, - я быстро сунул бутылки за пазуху, жалея, что это не водка двойной очистки, пятидесяти или пятидесятишестградусная и неторопливо вернулся к Марии.

На барахолке я присмотрел для себя хорошие яловые сапоги и решил, что тут делать мне больше нечего.

Когда мы вернулись домой, Мария, посмотрев на меня, односложно отметила:

- Высший бал тебе. Держишься правильно. Пожалуй, я тебе совершенно не нужна, как инструктор, Наум.

- Ты, что ты, Маша, - отозвался я польщенный ее оценкой. - Без тебя мне будет неуютно.

Мир не без добрых людей, особенно в это лихое время. Не успели мы сесть за стол и пропустить по пару стаканчиков, добытой мной из под прилавка водки, в дверь раздался требовательный стук.

- Кого это принесла нелегкая? - вопросила Мария, тревожно посматривая на меня.

- Соседка за солью пришла! - ответил я, внутренне напрягаясь.

Я быстро сунул финку в голенище сапога, успев заметить, как Мария извлекла свой табельный ТТ и передернула затвор, досылая патрон в патронник.

- Будь осторожен, - предупредила она, когда я пошел открывать дверь.

Это была не соседка. На пороге стоял молодой милиционер в звании старшего лейтенанта.

- Чем обязан высокому начальству? - уточнил я.

- Проверка паспортного режима! - отозвался старлей. - Предъявите ваши документы! Откуда прибыли? Кто еще тут проживает?

- Это, пожалуйста, гражданин начальник. Это мы мигом, - переключаясь на блатную манеру разговора и пропуская представителя власти в квартиру, ответил я. - Только извините за назойливость, светаните ваши документики, а то урки в конец совсем оборзели, в шмутки мусорские рядятся, на человеков шухер напрасный наводят.

- Да как ты смеешь? - возмутился старлей, видимо еще не привыкший к такому обращению. Но потом, чуть подумав, не стал со мной спорить и нехотя показал раскрытое удостоверение:

- Оперуполномоченный по городу Чите, старший лейтенант Соколов!