Екатерина Русак - Вор черной масти

Я ушел в комнату и вынес документы, которыми нас с Марией снабдил майор Волосников.

- Все чин чинарём, гражданин начальничек! - пел я елейным голосом, пока оперуполномоченный просматривал наши бумаги. - На свободе нахожусь по чистой амнистии, моя супружница, значит, тоже. Вы не думайте ничего плохого, завязали мы, я на работенку непыльную уже устроился... Так, что мы граждане законопослушные и что бы обидеть кого, нет, боже упаси!

Старлей просмотрел документы, вернул их мне:

- На воинский учет встать надо! - заметил он.

- Так у меня белый билет! - напомнил я. - Язва. Пить доктора запретили. Не злоупотребляю, как есть балакаю[4].

Я говорил тихим голосом придавая ему оттенок горького сожаления. Но перед приходом старлея, я успел дважды приложиться к стакану и свежий запах спиртного, он, конечно, почувствовал. Посмотрев на меня, как на врага народа, милиционер, вернул мои документы и недовольно покачивая головой, ушел.

07 июня 1949 года. 18 часов 48 минут по местному времени.

Конспиративная квартира МГБ город Чита.

***

- Миша, - сказала Мария, опуская глаза, когда я вошел в комнату. - Ты меня выслушай, только, пожалуйста, не кипятись, ладно?

- Я не хипишую, - ответил я, несколько встревоженный ее поведением. - Я, что, чем-то обидел тебя?

- Нет, не это.

- А что тогда?

Она запнулась, тщательно подыскивая нужные слова. Я терпеливо ждал.

- Майор Волосников просил тебе все рассказать, когда ты будешь готов. Он просил меня сообщить тебе, что ты...

- Что? - я начал терять терпение.

Она объяснила. Коротко. Резко. Зло. Как удар хлыстом:

- В первый день, когда я приехала, ты ел мясо. Жаркое. А мы с Волосниковым не ели. Это была человечина, Михаил! Ты ел человеческое мясо.

Услышав это, я сразу не понял, говорит ли она правду или шутит. Я всмотрелся в ее лицо, холодное, непроницательное, чужое. Она, скорее всего, не шутила. И еще потому, как у нее были закушены губы, было видно, что ей нелегко далось это объяснение.

Я нащупал за собой спинку стула, мягко приземлился на сидение и возвел глаза к потолку. Новость заставляла о многом задуматься. Я стал проклятым каннибалом, людоедом. Это шокировало, но я постарался взять себя в руки. Живо подумал о блокадном Ленинграде, в котором людоедство было не таким уж редким явлением. О лагерях ГУЛага, в которых тоже случались случаи людоедства. Этих людей, которые отрезали куски мяса от человеческих трупов, я еще мог понять. Потому, что сам знал, что такое постоянное изводящее чувство голода. Но зачем Волосникову понадобилось подсовывать мне в тарелку человечину?

Я закурил папиросу, лениво размышляя, и наблюдая, как голубой дымок рассевается в воздухе.

- Зачем это было нужно? - спросил я Марию, сам не ожидая, насколько спокойно прозвучит мой вопрос.

- Это тренировочное задание, - объяснила Мария. - Ты в порядке?

- Все в полном ажуре! - отмахнулся я, хотя в глубине души было муторно. - Что за тренировочное задание?

- Наш отдел тайно готовит несколько резидентов для работы в ИТЛ. Но все эти люди не имеют твоего уровня. Ты - очень ценный человек. Поэтому был взят расчет на твое обязательное выживание. Возможно, тебе придется бежать с лагеря. Зэки, особенно группа, когда подрываются в побег, берут с собой "корову"[5]. В тундре, тайге найти еду крайне сложно. Человек-корова никогда не знает, что его съедят, когда у беглецов кончаются запасы продовольствия. Поэтому было принято решение "приучить" тебя заранее к людоедству на тот случай, если ты окажешься в безвыходной ситуации. Все строилось на том, что ты сможешь не принять подобный путь к своему спасению. А ты обязан выжить во что бы то ни стало.

- Понятно, - я закурил новую папироску. - Я думал, что это конина...

Но я не поверил Марии. Скорее это был психологический тест на мою реакцию. Где в центре Читы майор Волосников найдет человечину? На это нужна специальная санкция Москвы. Однако вида не подал.

Мария изучающе смотрела на меня. Я спокойно курил. Даже руки не дрожали.

Я рассуждал о том, то воровской мир ошибочно считают веселым, воровскую долю представляют шумными малинами, веселым шалманом и шмарами: "Маруся, Роза, Рая и вместе с ними Васька шмаровоз". А зеленый прокурор[6], бесконечный путь по тундре на морозе и свежевание трупа, которого собираешься сожрать сырым, это где, в Африке?

Посидев немного молча, я решительно встал и захотел пройтись по улицам города. Мария предложила сопровождать меня, но я отказался от ее компании. Хотелось побыть одному. Я сунул в карман паспорт и деньги, опустил в правый карман выкидной нож, неизменный атрибут вора и вышел из дома. Я направился в центр города, прошелся по центральной улице.

С улицы Ленина я свернул в городской сад, посидел там под деревьями в одиночестве на лавочке, не спеша, покуривая папироску. Несколько лежащих на земле пьяных никому их отдыхающих горожан не мешали. Одни шевелились и пытались подняться, другие неподвижно лежали как баланы[7]. Влюбленные пары целовались в сумерках алей. Мне здесь нечего было делать. Поэтому я поднялся со скамейки и решил пройтись по злачным местам. Волосников подкинул мне пару адресов, но заранее предупредил, что там может случится ночная облава. Меня это не пугало, я искал общество, в котором постоянно крутился покойный Рабер. Это были воровские притоны, где можно было погужеваться[8]. Для тех кто не понял, поясняю: перекинуться в иконки[9], получить наколку[10] на богатую квартиру, скентоваться с хорошими корешами и узнать адресок хорошенькой особы, которая не очень блюдет свое целомудрие и которой можно загнать лысого под шкурку[11]. Одним словом - малина.

Уже смеркалось. Я подошел к двухэтажному деревянному дому, поднялся на второй этаж и постучал в нужную мне дверь.

В подъезде было темно, воняло крысами и тухлятиной. Я услышал, как щелкнул замок и в слабом свете прихожей разглядел небритую рожу, которая обдав меня перегаром, недовольно спросила:

- Тебе чего?

- Я к своим корешам пришел! До восьми - ваше, после восьми - наше! - ответил я стандартной воровской поговоркой, которая между тем была не просто поговоркой, а реально отображала тот факт, что после восьми вечера на улице становилось опасно.

В квартире тихо играл патефон, исторгая распространенную мелодию Рио-Рита.

Небритая рожа посторонилась пропуская меня в прихожую. Хозяйка притона нарисовалась почти сразу же. Я знал, что ее имя Валентина. Это была разбитная мужеподобная женщина неопределенного возраста с повадками бывалой уркачки и замашками уголовницы. Такую морду надо было еще поискать! Бесцеремонно рассмотрев меня, она сразу просекла, что перед ней представитель блатного мира и в ее взгляде появилось чувство уважения.

- Курочку[12] будешь или хлопать[13] пришел? - спросила она.