Екатерина Русак - Вор черной масти

Сейчас я вспоминаю Борлаг. Героическую каторгу, которую мне довелось прочувствовать на своей собственной шкуре! Пусть любой из крикливых фраеров-умников нашего времени, сидящий за компом и не спеша попивающий пивко, представит себе, что значит оказался на моем месте. Пусть хотя бы мысленно потаскает груз на своей спине двадцать километров в день на морозе минус пятьдесят градусов, и делает это ежедневно по 12 часов в сутки. Как делал я. Пусть, после этого, представит, что значит поспать в промерзшем бараке-палатке на голых нарах кишащих клопами и вшами, похавает отвратительную холодную обезжиренную, не имеющую вкуса баланду и Чернышевского[6], потеряет от цинги все зубы. Пусть отморозит все на свете, превратится в туберкулезного вонючего, гниющего заживо, доходягу, который за шваброй спрятаться может, и только после того, как пройдет все это, отмороженными мозгами своими раскинет. И я уверен, что он больше никогда не посмеет громко вякать или понты кидать[7]: "Это ложь! Не было этого"! А если просеку, что всякая шелупонь[8] туфту тискает[9], не в масть[10] трескает[11], спрошу по нашим старым воровским понятиям! Жестко спрошу! Сразу на перо посажу за гнилой базар, век воли не видать!

Волосников посмотрел на меня острым, оценивающим взглядом, немного помолчав, сказал:

- Михаил Аркадьевич, знаете, я больше ничего не хочу знать о будущем. И вам я еще раз советую: полностью забудьте об этом. Убедите себя, что вам это только приснилось, но свой сон никому и никогда не рассказывайте. Вам никто здесь не поверит. Это никому не нужно. Надеюсь, вы правильно меня понимаете?

- Как не понимаю. Разумеется, я понимаю это очень хорошо, поэтому никто и никогда не слышал моих рассказов.

- Вот это замечательно! - сказал Волосников. Но я видел, что ему не по себе. Мои короткие рассказы заставили его сильно страдать. Иногда, нет, пожалуй всегда очень тяжело знать будущее...

- Николай, проследи, что бы с Клавдией ничего не случилось плохого, - попросил я Волосникова на последок.

Он сразу стал серьезен, даже принял официальный вид:

- Сделаю все, что в моих силах, Михаил. Обещаю!

------------------------------------

[1] Тяжеловес (жаргон) - осужденный на максимальный срок, то есть на 25 лет.

[2] Выйти из распятия (жаргон) - закончить раздумье.

[3] Фиалочка (жаргон) - зэкачка в ИТЛ, осужденная по уголовной статье.

[4] Масть не проканает (жаргон) - достойные статьи УК для авторитета.

[5] Гнать по пятому номеру (жаргон) - симулировать психическое заболевание.

[6] Чернышевского (жаргон) - пайка 600 грамм черного хлеба плохой обработки.

[7] Понты кидать (жаргон) - говорить надуманное.

[8] Шелупонь (жаргон) - никчемный человек, презрительное название.

[9] Тискать (жаргон) - небылицы рассказывать.

[10] Не в масть (жаргон) - не так, неправильно.

[11] Трескать (жаргон) - говорить.

ГЛАВА 15. ЧЕРНАЯ МАСТЬ.

19 июня 1949 года. 14 часов 48 минут по местному времени.

Тюрьма города Читы.

***

Войдя в камеру и втащив за собой матрац и сидр, я услышал, как за мной защелкнулась железная дверь камеры.

- Привет всем бродягам[1] от скитальца-босяка. Я - Фокусник. Может, слышал кто?

- Опаньки! - раздался радостный вопль со стороны шконок. - Штымп[2] нарисовался!

Ко мне лениво легкой походкой подошел молодой уркаган и почти ласково спросил:

- Статья какая, бобер пухлый[3]?

Его, конечно, привлек мой мешок. Наверное, ошибочно принял меня за спекулянта. Мне совсем не понравилась встреча. Я, как подобает, с порога объявил о себе, а тут какая-то шваль не в масть рогом прет[4]!

- А ты кто такой, что бы допрос мне строить[5]? Прокурор?

Уркаган не смутился:

- А все же?

"Только зарубы[6] мне не хватает! Неужели к махновцам[7] кинули?" - подумал я, но вслух ответил:

- Пятьдесят девятая гроб три[8]! На всю катушку потянет[9].

- Ты жид? - продолжал нагло вопрошать уркаган. Этот вопрос уже разозлил меня. У правильных Воров нет национальности, а этот полуцвет глупые вопросы задает. Поэтому я не выдержал и быстро ответил с угрозой:

- Ты, шкода[10], блатарь туфтовый[11], не сечешь кто фраер голимый, а кто шишкомот[12]! А может тебя не валохать[13] надо, а под нары тряпкой мокрой загнать[14]?

Мой сидр упал на пол, одновременно кулак правой впечатался уркагану в подбородок. Невоспитанный забияка лязгнув зубами отлетел от меня и рухнул на пол. Я снова оглядел камеру, повторил:

- Я - Фокусник! Может быть, кто-то плохо слышит, о чем я толкую?

Пятнадцать пар глаз смотрели на меня. Но никто не спешил подходить ко мне. Только с дальнего черного блатного угла вышел могучего вида лоб[15], испещренный набойками. Я сразу срисовал наплечные погоны отрицалы, знаки "SS" - "Сохранил совесть", тигриную морду с оскалом и другие воровские метки. Среди них выделялась одна. Это был распространенный девиз блатного: "Не забуду мать родную". Думаете, о матери идет речь, которую любит заботливый сын? А вот и не угадали! О воровской семье, которую он уважает и чтит как мать. Как и клятва, которую произносят блатные: "Мамой клянусь! "

Здоровяк-урка подошел к скорчившемуся на полу уркагану, внимательно посмотрел на меня и сказал лежащему:

- Все, Вася, увянь[16]! Хватит бакланить[17]. Тер я с тобой, чтоб ты не рыпался, только не просек ты! И наказан по-братски[18] правильно.

- Но я...

- Бродяга догнал, что ты - фраер блатованый[19]. Он более зубастый.

И уже обращаясь ко мне, сказал:

- Извини, Фокусник, попутали рамсы[20], кто в хату[21] вошел. Вася припотел[22] в понятиях мало сечет. Он - духарик[23], только на басок брать умеет[24]. Ну, хватит баланду травить[25]. Меня Вадимом Белкой кличут. Покандёхаем[26], освещу твое место на шкарытаре[27]. С воли?

- С нее! Загостился я там! Давненько дома не был, - отозвался я, оглядываясь вокруг. - Неплохая хата. Теплая.

Сидр я оставил у входа. Потом заберу. Белка прошел в угол, где находились воровские шконки. Показал мне на нижнюю:

- Твоя.

Я покачал головой:

- Народ тут душевный. Не мое место, Белка.

Белка не понял.

- Поясни, Фокусник.

- Сам все срисуешь.

Я не спеша снял пиджак, под которым открылась жилетка - знак серьезного вора. Жилетка в то время - это примерно, что малиновый пиджак "крутых" в начале девяностых. Медленно стащил с себя жилетку, снял бобочку[28], перекинул майку через голову. Повернулся к Белке:

- Дыбай шнефтами[29]!

Белка пробежав взглядом по моим росписям, а увидев колымские звезды, даже потерял дар речи. Потом уважительно посмотрел мне в глаза:

- Силен ты Фокусник! Я против тебя пацаненок сопливый, хотя и четвертую ходку делаю. Опять лажа[30] вышла. Извини, не понял. Пойми, никто не знал, что ты свалишься сюда.

Белка явно страдал, проклиная себя, что не въехал в масть.

- Кочумай[31], не в обиде я. Хевра[32] у нас небольшая, но крепкая должна быть. Мы - одной масти, - сказал я. - Мы тут не ху..и мериться должны, а вместе свои воровские права защищать.