Роман Подольный - Легкая рука

Большинство четверостиший, в которых Нострадамус излагал свои взгляды на будущее, темны и непонятны, а чем темнее фраза, тем более широко можно ее толковать, подгоняя к действительно прошедшим событиям, как решение задачи к ответу. И даже с учетом такой “широты” среди Нострадамусовых предвещаний масса явно неудачных.

Конечно, при огромном количестве предсказаний, делавшихся во все времена вплоть до XX века, часть их должна была сбываться просто по законам вероятности. Но даже зная все это, невольно задумываешься, когда узнаёшь, что девятнадцатилетнему Пушкину было предсказано: на тридцать восьмом году жизни он должен опасаться белого человека, белой одежды и белой лошади.

Пушкин был убит на тридцать восьмом году жизни, причем Дантес был белокур, носил белую форму кавалергарда и его полк ездил на белых конях.

Гадалка, кроме того, обещала поэту через год (то есть к двадцатилетию) получение большого наследства и женитьбу в тридцать лет — то и другое сбылось.

Остается отнести поразительные совпадения на счет случайностей… или сказать вслед за Гамлетом: “Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам”. Но разве каждый из нас не выступает то и дело в роли провидца, по камешкам, не замочив ног, перебираясь через тихую в иных местах реку Галис?

Есть старое изречение: “Прошлое — то время, в котором мы ничего не можем изменить, но относительно которого питаем иллюзию, что знаем о нем все. Будущее — время, о котором не знаем ничего, но питаем иллюзию, что можем его изменить. Настоящее — граница, где одна иллюзия сменяется другою”.

А знаете, здесь не зря поминается об иллюзиях. В самом деле, все ли и даже много ли мы знаем о прошлом и так ли уж ничего не ведаем о будущем? Зияет пробелами геологическая история Земли, полна белых пятен история эволюции, в том числе и вида Человек разумный, как и история самого человечества, как и история каждой страны. Да что говорить! Подводит и собственная память, мучаешься, вспоминая, как зовут человека, с которым уже лет двадцать на “ты”. Нет, о прошлом никак нельзя сказать, что оно нам полностью известно.

Зато мне точно ведомо, что сегодня еще часа три я буду писать, а потом отдам написанное на машинку, что завтра утром мне на работу и надо сесть у метро на 13-й автобус, потому что 46-й пойдет совсем в ДРУГУЮ сторону.

А теперь, говоря языком метеослужбы, вот вам долгосрочный прогноз: дерево в палисаднике у дома будущим летом дотянется до моего окна, а внучка будущей осенью пойдет в школу. Право же, долго перечислять ту массу вещей, что более или менее достоверно известны каждому из нас о будущем — собственном, близких, родного города или села, страны, мира. Конечно, болезнь может помешать отправиться на работу, хулиганы или служба благоустройства срубят дерево, внучку родители решат отдать в школу на год позже. Но, согласитесь, куда чаще наши повседневные прогнозы сбываются, и мы так к этому привыкли, что сверх меры удивляемся и огорчаемся, когда оказываемся неудачными пророками.

И уже само такое огорчение свидетельствует: все мы — провидцы, и среди провидцев живем.

Давайте согласимся: на фоне всеобщего, массового предвидения прорицания древнегреческих оракулов, библейских пророков или средневековых предсказателей, вроде упомянутого Нострадамуса, даже если верить, что они сбывались, кажутся всего лишь невысокими всплесками над мощным гребнем цунами!

Ну предвидел такой-то взятие врагом Афин, гибель Вавилонского царства или смерть человека, после имени которого в будущих учебниках истории поставят римскую цифру; но ведь любой город может быть захвачен неприятелем, все царства раньше или позже исчезают, и все владыки умирают.

Астрономы утверждают, что несравненно больше знают о будущем солнца и планет, чем об их прошлом.

Что же касается жизни… Послушайте, единственные живые существа, интересующиеся прошлым, — это мы с вами. Никому на Земле, кроме людей, не интересна и не нужна история. А вот в предвидении будущего нуждается все живое.

И оно только и делает, что предвидит. Морская мелочь в час отлива держится подальше от берега, ласточки улетают на юг и листья на деревьях желтеют задолго до наступления холодов, кошка в положенный час направляется к блюдцу, в котором — она знает! — к этому времени должно появиться молоко. Мы живем в мире, который отягощен прошлым, но нацелен-то в будущее, подготовлен к нему, и это, право же, бросается в глаза, стоит только пошире раскрыть их. Вот что написал один из крупнейших физиологов нашего века академик Петр Кузьмич Анохин: “Эволюция, начавшаяся с примитивного протоплазматического “.предсказания”, усовершенствовала этот процесс до такой степени, что мозг стал органом, который в каждый данный момент времени сочетает в себе прошлое, настоящее и будущее).

И уж если амебы и березы, устрицы и ласточки ведут себя так, словно знают, что через час пойдет дождь, или через два — начнется отлив, или через неделю — ударят заморозки, так что странного в нашем с вами умении предвидеть будущее?

Люди разнятся талантами.

Каждый с грехом пополам зарифмует при случае две строчки, много меньше способных сочинять стихотворное послание ко дню рождения сослуживцу, единицы создают гениальные стихи.

Так вот, среди обыденных провидцев должны встречаться пророки подальнобойнее — и тем реже, чем выше их возможности. У древних греков — с тогдашним-то спросом на профессию прорицателя — людей, одаренных талантом предвидения, умели находить. И только ли у древних греков! Библия, священные книги Индии и иных стран богаты именами пророков. Наверное, у этих пророков бывали и иные таланты — но нас сейчас интересует один. Так как же отыскать его носителей? Собственно, именно отыскиванием этих впередсмотрящих и должны были заниматься герои той повести, конспект которой вы читаете.

Но — давайте по порядку.

Что руководило Юрием Нейстриным, когда он впервые взялся за систематизацию примет, никому, в том числе и ему самому, осталось неизвестным. Может быть то, что одна из них, касающаяся погоды, не желала сбываться в пору, когда Юрий проводил летний отпуск в крошечном поселке на Куршской косе, стокилометровой полоске земли, отделяющей от Балтийского моря Куршский залив.

Классическим запахом смолы, настолько густым, что хотелось загребать воздух ладонями, веяло от мачтовых сосен, а с гребней песчаных дюн каждый вечер можно было любоваться сотнями садящихся на воду чаек, птиц крикливых и не слишком опрятных, но все-таки празднично белых.

В первый же такой вечер, когда небо наконец прояснилось после холодного ненастного дня, Юрий с удовольствием вспоминал славное орнитолого-метеорологическое двустишие: