Пол Андерсон - Звездный лис

— Я… Бы имеете в виду…

Пальцы Синби коснулись запястья Хейма, словно легкое дыхание. Хейм почувствовал, как вздыбились волоски на коже, и непроизвольно начал искать, за что бы ухватиться: мир внезапно покачнулся и поплыл перед глазами.

— Вообще-то… э-э… такие предположения высказывались. Точнее говоря, некоторые люди считают, что все ваши действия по отношению к нам — реакция на то, что мы несем угрозу вашей стабильности. Но в этом нет никакого смысла. Мы могли бы достичь компромисса, если единственное, чего вы хотите, — чтобы вас оставили в покое. Вы же пытаетесь выдворить нас из космоса.

— Мы должны это сделать. Здравый смысл, благоразумие, логика — что это, по-вашему, такое, если не орудия единого, наиболее древнего инстинкта? Если расы, менее могущественные, чем наша, изменяются, это значит для нас не больше, чем простое размножение насекомых. Но вы… вы появились за какие-то десять-двадцать тысячелетий, почти мгновенно. Вышли из пещер с боевыми каменными топорами в руках, но они в мгновение ока превратились в оружие, способное потрясать планеты. Вы облетели близлежащие звезды, и теперь ваши мечты распространились уже на всю галактику, на весь космос. Этого мы терпеть не можем! Инстинкт подсказывает, что нам грозит гибель, если мы допустим, чтобы наша планета превратилась в жалкий клочок, окруженный чужими владениями, беззащитный и отданный на милость покорителей галактики. А вы сами разве стали бы, разве смогли бы доверять расе, которая обрела могущество благодаря тому, что питалась и питается живыми существами, тоже имеющими мозг? Алероны не в состоянии доверять расе, алчные стремления которой не знают пределов. Вас следует отбросить назад к вашим планетам, а может, даже к вашим пещерам и вашей первобытной грязи.

Хейм стряхнул мягкую руку Синби со своего запястья и сжал кулаки.

— И вы еще говорите о какой-то дружбе между нами? — прорычал он.

Синби твердо взглянул в глаза Хейму, но в его голосе твердости не было:

— До сих пор, говоря «мы», я имел в виду всех алеронов. Но это, безусловно, не так. Когда впервые возникло ясное понимание вашей угрозы, также стало ясно, что алеронам, у которых веками воспитывалась застойность сознания, превращавшая их в различные детали единого механизма Конечного Общества, не устоять перед вами — теми, кто обладает гибким сознанием и не боится нового. Я принадлежу к тому классу, который был создан для того, чтобы мыслить и действовать как люди и в конечном итоге превзойти их. — Синби сцепил руки. — Одиноки, одиноки!..

Хейм смотрел на него, прекрасного и несчастного, и не находил слов.

— Неужели вы не догадываетесь, — спросил вдруг Синби с необычной страстностью в голосе, — насколько одиноким я должен себя чувствовать, я, чей образ мышления похож на человеческий как ничей другой, за исключением тех немногих, которые были созданы подобно мне? Знаете ли вы, каким счастьем для меня было побывать на Земле, встретиться там с умами, для которых тоже не существует горизонтов, погрузиться в ваши книги и музыку и такое живое искусство изображения? Мы бесплодны, Властители Интеллекта Сада Войны. Мы не можем произвести потомков, которые потревожили бы покой Алерона. Тем не менее нам даны силы жизни, чтобы наша воля и ярость достигли тех же вершин, что и ваши, и чтобы при встрече эти силы помогли нам выстоять в испытаниях, которые знали те, кто выстоял при Фермопилах. Но… когда вы захватили меня, Гуннар Хейм, в тот раз, когда выкупили за меня свою дочь… Потом я понял, что это тоже было испытанием.

Хейм отступил назад. Дерзкая мысль пронзила его сознание и отозвалась жаркой вспышкой в каждом нервном окончании.

Синби рассмеялся. Хейму казалось, что в этом смехе прозвучало торжество.

— Не буду вас пугать, капитан. Я всего лишь хочу предложить вам кое-что на выбор. — Затем очень мягко он продолжал: — Дружба? Беседа? Совместное путешествие? Что вас больше устроит? Я не предлагаю вам предать ваших людей. Мне достаточно лишь приказать — и ваши знания, ваши планы будут изъяты из вашего мозга. Однако я никогда не пойду на это. Считайте, что вы — военнопленный, и никакого вреда не будет, если вы поделитесь сведениями с тем, кто взял вас в плен и кто мог бы стать вашим другом.

Господи, скакала в голове у Хейма одна мысль. Голос Синби доходил до него словно через барьер огромного расстояния или лихорадки. Дай мне немного времени, и… и я смог бы использовать его.

— Помните, — настойчиво продолжал Синби, — что моя власть на Алероне очень широка, в один прекрасный момент я могу наложить запрет на преследование расы, воспитавшей вас, и тем самым спасти ее от гибели.

«Нет! — рефлекторно отозвалось в мозгу у Хейма. — Я не хочу. Не могу!..» Синби протянул ему руку.

— Пожмите мне руку, как сделали однажды, — умоляюще произнес он, — поклянитесь, что не попытаетесь сбежать или предупредить своих собратьев, и тогда я не стану приставлять к вам охрану. Бы сможете свободно, как я сам, ходить по нашему лагерю и осматривать корабли.

— Нет! — взревел Хейм.

Синби отпрыгнул назад, блеснув зубами.

— Невелико же ваше уважение ко мне, — прошипел он.

— Я не могу дать вам честное слово, — сказал Хейм, а про себя подумал: во всяком случае, нельзя давать ему прикидываться простачком. Может, еще есть какой-то шанс. Лучше погибнуть, пытаясь вырваться, чем…

Какая-то мысль молнией сверкнула у Хейма в голове и исчезла, прежде чем он успел понять, что же это было. Сознание развернулось и бросилось за ней в погоню, отчего кожа покрылась потом, а сердце бешено забилось в груди.

Тем не менее, несмотря на то, что мускулы страшно напряглись, а помещение приняло вид ночного кошмара, Хейм сухо сказал:

— Какой будет от этого толк? Я же знаю, что вы не дурак. За мной все равно бы стали присматривать, разве не так?

Если человека это могло бы рассердить, то Синби, напротив, смягчился и усмехнулся с довольным видом:

— Это правда. По крайней мере, до тех пор, пока не будет обезоружен «Лис». А вот впоследствии, когда мы лучше узнаем друг друга…

Хейм наконец поймал ускользавшую мысль, и, когда осознал ее, это было равносильно удару. Взвешивать шансы было некогда. Вероятнее всего, они абсолютно безнадежны, и ему предстояло погибнуть.

Но надо хотя бы попробовать, подумал Хейм. Немедленного заключения под стражу, кажется, не предвидится. Если станет ясно, что это не сработает, тогда я и пытаться не буду.

Облизнув пересохшие губы, Хейм откашлялся и сказал:

— Все равно никогда и ни при каких обстоятельствах я не смог бы дать вам честное слово, Синби. Ваше мышление все же отличается от человеческого, иначе вы поняли бы почему.

Глаза алерона заволоклись мембранами, золотистая голова поникла.