Станислав Михайлов - Эра воды

В кают-компании собралась почти вся экспедиция, в том числе, мои старые знакомцы: Надир, Сильвия и Пак.

Здесь же был и Гельмут Фогель, бледный худощавый блондин с нервным лицом и близко посаженными светло-карими глазами. Не хватало лишь археолога, веселой и вечно опаздывающей Нелли Берман.

Гельмута пригласили в экспедицию в последний момент, чуть ли не силком затолкав в челнок. Он как раз собирался провести отпуск, но не мог определиться, где именно. Бьюсь об заклад, о Марсе не думал, в самом деле, что может интересовать антрополога и лингвиста на планете, где, как считалось, никогда не появлялась разумная жизнь? Только великое почтение, с которым он относился к Комитету Контроля и, в особенности, конечно же, к уважаемой госпоже Старофф лично, заставило его, признанную мировую величину, принять участие в этой авантюре и, к тому же, пообещать держать язык за зубами до особого распоряжения, причем вне зависимости от величины сделанного открытия.

Величина открытия потрясла уважаемого господина Фогеля до глубины души. Еще бы, раз на Марсе некогда была цивилизация, то у Гельмута появилось новое поле деятельности, полное тайн и обещающее невиданные чудеса. Одна беда, открытие сделано не им и даже, как я всегда тактично подчеркиваю, не мной, а Робом. Вернее, строго говоря, даже не Робом, а частью Роба, одним из его модулей. И нашли-то всего-навсего скромный барельеф, образно выражаясь, замочную скважину, ключ к которой еще только предстояло подобрать.

Как бы там ни было, доктор Фогель надеялся расширить эту узкую щелочку в прошлое Красной планеты: найти захоронения, библиотеки, погребенные города, всякое такое, о чем в подобных случаях положено мечтать исследователю. Есть повод погрезить лаврами нового Шлимана, откопать какую-нибудь марсианскую Трою. И вот уж тогда он развернется, можете не сомневаться. И я не сомневаюсь, даже не смеюсь, разве что слегка иронизирую. Гельмут, действительно, прекрасный специалист, так о нем отзывалась Катя, а ее мнению можно верить. Если бы он поменьше увлекался математикой, все эти шифрации-дешифрации, поиски Золотого сечения, выуживание несуществующих закономерностей из случайного положения вещей…

Если б не доктор Фогель, наша экспедиция закончилась бы минимум неделю назад, потому что мы не обнаружили ровным счетом ничего нового. Абсолютно. Ничего, кроме того, что уже получили перед нами роботы. По сути, в гроте было только это каменное лицо на стене, лицо давно умершей, а, возможно, никогда не существовавшей женщины. Скорее всего, женщины — даже этого мы не можем утверждать наверняка. Единственное свидетельство разумной жизни, почтившей своим присутствием Марс и удалившейся навсегда. С легкой руки Гельмута ее окрестили Евой. Только лицо и зал явно искусственного происхождения, узкий ход к нему, пробитый в камне, и шахта, устье которой перекрыто ледником и наносами пыли. Сколько мы ни рылись и ни просвечивали вокруг, ничего больше.

Катя внимательно слушала антрополога, с нетипичной для немцев горячностью доказывающего что-то, несомненно, чрезвычайное. У Гельмута Фогеля чрезвычайным являлось абсолютно все: и нехватка ванадия в синтезаторе, и результаты напряженных полугодовых исследований, и новостной сюжет тринадцатого канала о неистовых косяках сельди, заполонивших Атлантический океан и угрожающих балансу Великой Природы…

Я подошел ближе.

— …еще немного, уверяю вас, доктор Старофф, мы же почти у цели!

Катя с сомнением качнула головой:

— Вы в четвертый раз обещаете расшифровку и снова «почти у цели». Экспедиция не может продолжаться вечно. Мы выполнили все работы по плану, сверх того, обследовали полукилометровую зону вокруг Евы. Никаких тайных ходов, знаков, настенных изображений, надписей, вообще ничего. Неделю топчемся на месте.

— Но вы же согласны, так? Что в пропорции лица Евы заложен шифр, и размер зала, ориентация по сторонам света? Это же не случайно! С этим лицом что-то не так, как вы не чувствуете?!

— Я сказала, что допускаю такую возможность, но не более того. Доктор Фогель, ваше мнение, безусловно, является для меня важным. Но как руководитель экспедиции, не могу тянуть дольше. Мы уже давно выпали из графика, вдвое превысили запланированный срок, причем новых существенных результатов нет. Почему бы не заняться анализом уже полученных материалов? Это можно делать камерально, вы согласны?

Прежде, чем Гельмут ответил, Катя обернулась ко мне:

— Доктор Джефферсон, как вы считаете, есть ли смысл продолжать полевые работы?

Я развел руками, видя умоляющий взгляд Фогеля.

— Сожалею, нет. Мы все промерили вдоль и поперек. Поискать бы где еще, в других районах. Мы теперь знаем главное: на Марсе была разумная жизнь. И даже гуманоидная! Значит, остались следы. Не тут, так там обязательно что-нибудь найдем. Надо просчитать наиболее вероятные участки: дельты рек, низины, где мог быть благоприятный климат… Доктор Фогель, у вас наверняка есть методы, как это делать. Кстати, искренне восхищен вашей работой в Сахаре. Возможно, нечто похожее…

Он вздохнул и махнул рукой.

— Дорогой мой доктор Джефферсон, если бы все так просто. Сахара же на Земле, условия не такие жесткие. Для Марса пока нет нормальной аппаратуры, нужно заказывать, а пока их дождешься… Да и свойства грунтов отличаются, Марс есть Марс, на все надо тарироваться заново. У нас же до сих пор как в каменном веке, сплошная эмпирика.

Гельмут опять вздохнул. Я сочувственно и с пониманием покивал, скрывая улыбку, поддержал разговор парой-другой фраз и свел его к нулю. На самом деле ведь мы оба знали, миссия завершена, ловить здесь больше нечего, разница между нами состояли лишь в том, что я был готов признать это вслух, а он — нет.

Жизнь на Марсе обнаружили давно и люди Солнечной уже привыкли к ней, как к данности, а ведь когда-то среди земной профессуры кипели жаркие дебаты, могут ли бактерии существовать в столь суровых условиях. Оказалось, могут, и не только бактерии, но и некоторые водоросли. Да и условия, как выяснилось, не такие уж суровые, стоит лишь залезть поглубже под поверхность.

В прошлом климат четвертой планеты был несравненно мягче: осталась куча ископаемых форм жизни. Ну, «куча», конечно, преувеличение… В основном, понятно, морские беспозвоночные и растения. Мы все еще топчемся на месте, ковыряемся вокруг своих баз, территория изучена из рук вон плохо. Чтобы выкопать приличный карьер или пробурить пару скважин не может быть и речи, Марс переведен чуть ли не в статус музея, нужны десятки справок и согласований на начало раскопок. Удивляюсь, что разрешили пробить штольню к нашему «Аисту», наверное, надо теряться почаще, глядишь, заодно случайно выроем что-нибудь стоящее.