Станислав Михайлов - Эра воды

Останки прежней жизни отпечатались в камне и теперь появлялись на свет марсианского дня из-под рук ученых, вернее, их роботов. Появлялись и даже попадали в анекдотические истории. К примеру, совсем недавно наших умников всколыхнула находка фрагмента панцирного существа, тут же напомнившего кому-то древнюю земную рыбу. Мгновенно провели параллели (я уже упоминал метод актуализма?), отыскали палеонтологические подобия, написали статьи и доклады, но уже через четверть года аналогичные окаменелости начали пачками попадаться на Ацидалийской равнине, и стало ясно, что никакие это не рыбы и, в сущности, даже не вполне животные. Скорее, нечто вроде водорослей или кораллов, перемещавшихся под действием океанических течений и сбивавшихся в огромные живые острова. Марсианскую рыбу спешно переименовали в «панцирную водоросль», снова написали статьи и доклады, но тут подоспели результаты моделирования, и получилось, никакой это не панцирь и не внешний скелет, а газовый резервуар, обеспечивавший существу запас плавучести. Однако было уже поздно, название успело дать корни и закрепилось в яйцеголовой братии, его не стали менять.

Не удивлюсь, если пройдет еще полгода, и ученые мужи решат, что никакой это не газовый пузырь, а двигатель внутреннего сгорания. Как говаривал мой бывший русский начальник, профессор Игорь Марков, наука — штука сложная, без водки невозможная, пути ее неисповедимы и вымощены костями неверных предположений. Кстати, он тоже улетел с Ганимеда, правда, ненадолго. Какие-то дела на Земле, я, честно говоря, так и не понял, какие именно. На станции Сикорского его временно замещает доктор Ван, он слал мне привет и выражал, в своей обычной, сдержанной манере, то, что должно было бы означать безмерную радость по поводу моего чудесного спасения. «Я чрезвычайно счастлив видеть вас живым, доктор Джефферсон» — вежливая китайская улыбка на неподвижном лице. Мне показалось, он хотел сказать что-то еще, но не посчитал возможным. Предупредить, что ли… Наверное, это лишь моя мнительность. Ван невероятно тактичен, но во многих случаях я предпочел бы прямоту.

Так вот, о жизни на Марсе. Общественность давно успокоилась, мол, жизнь была, но исчезла миллионы лет назад, остались реликты и дохлости, будем копать, собирать, классифицировать. И тут им как гром средь ясного неба — мое открытие. Совершенно случайное, что греха таить, я не корпел годами, комплексируя модели и укладывая один за другим скелеты ложных гипотез в фундамент правильного решения. Пытаясь всего лишь выбраться из марсианских недр, так гостеприимно распахнутых передо мной его величеством случаем, я наткнулся на барельеф, каменное женское лицо, вырубленное в скале. Широкоглазая, с высокими скулами и тонким прямым носом, длинноватым по земным канонам красоты, она была начисто лишена волос. Только лицо, без тела, даже без шеи. Кажущийся бессмысленным штрих, случайно уцелевший осколок цивилизации. Мало того, что цивилизации, так еще и человекоподобной!

Не спрашивайте меня, почему решил, что это женщина. Да, мне хватило только лица. Да, она мне снилась, когда я метался по проклятым пещерам в поисках выхода, и от воспоминаний о тех снах — до сих пор мурашки по коже… Да, я просто знаю. Но речь не об этом.

Моя находка переворачивала все представления о единственности разумной жизни в Солнечной системе; отправляла в хлам кучу теорий, в том числе основополагающих, например, о происхождении человека, и, конечно же, одним махом ставила крест на планах партии преобразователей вернуть на рассмотрение Совета проект по адаптации Марса.

Последняя проблема — самая весомая. Поэтому о Еве пока знали только мы, тайная экспедиция Комитета Контроля, заговорщики, ведомые лидер-инспектором Катей Старофф. Пусть рассудит история, прав я или нет в том, что, лишь полгода назад подозреваемый в соучастии террористическому крылу натуралистов, теперь примкнул к преобразователям. А для меня вполне достаточно Катиной любви, чтобы разбиться ради нее в лепешку. Психологи, в детстве основательно натоптавшие в моем сознании, наверняка порекомендовали бы излечить эту зависимость, объясняемую, конечно же, недостатком материнской ласки и дефицитом внимания. Но у меня нет никакого желания обращаться к ним за помощью, выяснять, что же так зацепило меня теперь, и почему этого не произошло раньше с Жанной, которую я, можно признаться откровенно, бросил на Ганимеде, даже не позвав с собой. Что было, то было, страница прокручена и оставлена в прошлом, я существую здесь и сейчас, а остальное лишь память и планы, которым, весьма возможно, не суждено сбыться.

И вот мы сворачиваем экспедицию. Последний день, номинальные обходы пещер вблизи Евы, до мельчайших черточек знакомых и осточертевших. Разговоры все больше о наземных делах, о прошлом и будущем, в которые деликатно не помещается наша неудача.

В том, что миссия провалилась, ни у кого из участников сомнений нет. За три недели упорного труда мы прекрасно изучили район от поверхности до полукилометровой глубины, но ни на шаг не приблизились к разгадке тайны каменного лица. Рукотворная шахта, коридор, овальная комната и барельеф, ровно столько же было известно перед началом экспедиции.

— Пол, пойдемте, попрощаемся с Евой! — малышка Нелли Берман выпорхнула откуда ни возьмись. Душа компании, со всеми запанибрата, того и гляди, схватит за руку и потащит. Этим она напоминает мне Жанку, хотя внешне общего мало, да и характер не тот — в его основе не игра, а подвижность, не взрывной импульс, но стабильная мощь атомного генератора. Черные глаза сверкают, переполненные энергией. Она подпрыгивает на месте от нетерпения: ни дать ни взять, девочка зовет друзей кататься с горки или лепить снежные крепости.

Тонкий голосок археолога отвлек меня от мыслей и заставил оглядеться. Народ уже потянулся к шлюзу, на ходу поднимая шлемы. В скафандры не переодевались, выскочить-то всего на пару минут, достаточно геомокостюмов.

Я улыбнулся:

— Да-да, Нелли, сейчас.

— Ждем вас в камере! Не задерживайтесь!

Она поскакала вслед за скрываюшейся в дверях спиной Надира, галантно пропустившего вперед свою драгоценную Сильвию.

Я неторопливо направился за ними, бросив последний взгляд на облака в окне. Когда-то в небе Марса тоже шли дожди. Возможно, вершины Олимпа, Арсии, Павлина и Акрийской кутались в плотные тучи. И если б не моя находка, у красного шарика появился бы шанс снова обрести атмосферу. Но лицо Евы, вырезанное в стене пещеры, ставило крест на самых призрачных надеждах: Совет не одобрит даже наиболее мягкого и длительного проекта преобразования планеты, когда на ней имеются следы цивилизации. По крайней мере, до тех пор, пока она не будет изучена вдоль и поперек. То есть лет через пятьсот.