Станислав Михайлов - Эра воды

Отчаянным броском я покинул площадку, оставив за спиной мертвое тело Алекса Данстона и надгробие робота-лаборатории. Уже через несколько секунд обвал накроет их, но я буду далеко. Жаль, сэкономили на двигателях в этом скафандре, но и без них добраться до берега — плевое дело.

Затяжные прыжки сменяли один другой. Камни, падающие сверху, не особенно угрожали мне, ведь я летел почти с их скоростью, теряя время только на то, чтобы оттолкнуться. Главное — не останавливаться и не угодить в какую-нибудь трещину. И не парить слишком долго, ведь разбиться можно и на Ганимеде.

Отолкнувшись в очередной раз, я отметил на радаре силуэт своего катера, старого вездехода-трансформера, согласно программе удерживающего дистанцию в два десятка метров от береговой линии.

И за ним увидел огромную, не менее километра в высоту, стену, быстро надвигающуюся со стороны моря.

Не успел.

«В трещину!» — никогда раньше не думал, чтобы Ксената может так кричать. Его мысленный вопль не порвал мне барабанные перепонки, но заставил голову зазвенеть. Быстро прокрутив запись с радара, я обнаружил узкий разлом метрах в ста над собой. Когда поднимался, его не было, и одному богу известно, что будет, если во время тряски туда залезть, но времени на поиск лучшего решения не оставалось. Включив усиление на максимум, я прыгнул в трещину и успел перемахнуть гребень за пару секунд до того, как цунами обрушилось на берег.

Несколько минут я просидел в булькающем «ничего не вижу», вжавшись в глубокую расселину в стене, а тысячи тонн воды прокатывались над моей головой. Вернее, не над головой, а над пятками, потому что я застрял вверх ногами и почел за лучшее не тратить время на перевороты, а пустить энергию в усилители и расклинить скафандр, чтобы не унесло.

До сих пор приходилось видеть ганимедийское цунами только в записи. Хотя первое время после растопления ледяного панциря они были нередки, но я их уже, можно сказать, не застал. За исключением случая на восточном побережье моря Ниппур, незадолго до отлета, однако и тогда обошлось без моего личного участия, Марков показывал видео. Архипелаг считался стабильным.

А теперь… Мне вспомнился старый-престарый фильм, еще плоский, не цветной даже. О войнах. Одна из последних, самых разрушительных войн в Европе случилась в двадцатом веке. В этой войне использовали механизмы, напоминающие мой вездеход. Они назывались танками. Только гусениц у них было две, а не шесть, и спереди размещалось орудие, выстреливающее специальным снарядом. Снаряд должен был разбивать другие машины, убивать людей, засевших во всяких укрепленных сооружениях и так далее. Чтобы защищаться от чужих снарядов, на танки, как на спасательную капсулу, навешивали броню. Только эта броня защищала не от перегрева, а от удара.

Разбить танк было сложно. Но даже один человек мог вывести его из строя, не имея почти никакого оружия, снабженный лишь смелостью, ловкостью и бутылкой с горючей смесью. Нужно было засесть в заранее выкопанной траншее, которую называли словом «окоп». Окопы рыли в оборонительных целях, чтобы прятаться от снарядов. Надо было дождаться, пока танк проедет сверху, пропустить его, высунуться и бросить ему на спину бутылку. Бутылка разбивалась, жидкость вытекала и самовоспламенялась. От жара двигатель выходил из строя и танк останавливался.

В том фильме показывали, как человек сидит в окопе, а над ним проезжает танк. Как это громко и страшно. Вот и я, сидя в бурлящем потоке, придавленный колоссальным столбом воды, в скафандре, вибрирующем от напряжения, чувствовал, должно быть, нечто подобное.

А когда уже, казалось, опасность почти миновала, и волна, разбившись на многие потоки, хлынула с гор обратно в океан, я понял, что больше не расклиниваю собой скалы. Меня сорвало с места и закрутило, завертело, потащило куда-то, как сухую палочку в весеннем ручье. Я успел включить режим максимальной защиты — скафандр стал неуправляемым, но зато прикрыл свои уязвимые точки. Не знаю, кто, когда и зачем снабдил полевые скафандры такой функцией, едва ли ею часто пользовались, но я благодарил конструкторов от всей души, потому что сейчас, возможно, этот режим спасал мою жизнь.

Болтанка прекратилась через несколько минут. Я вернул скафандр к нормальному функционированию и обнаружил, что погружаюсь. Спокойная прозрачная вода вокруг просматривалась на десятки или даже сотни метров, но там не было ничего — ни берега, ни дна.

И тут у меня неприятно защекотало в груди: скафандр не предусматривал подводной разведки. В нем не было ни водометного двигателя, ни какого-то другого устройства, пригодного для передвижения по воде. Он плавал буквально как булыжник. Проклиная конструкторов, я лихорадочно перебирал в уме возможные способы достичь берега, и не нашел ничего лучшего пешей прогулки по дну. Глубина здесь не более километра, это мы выдержим. Реактор работает, батарей даже при такой нагрузке хватит на несколько дней.

Установить направление не составило большого труда: аккустика работала исправно, компьютер сопоставил форму дна с известными ему очертаниями восточного шельфа Архипелага, учел показания навигатора и запись перемещений (хотя одному богу известно, как и что он мог разобрать в этой абракадабре) и уверенно позиционировал меня относительно суши.

Чтобы сократить время в пути, я запрограммировал скафандр на повторение гребущих движений и стал, наверное, первым, и уж точно — самым оригинальным купальщиком в истории Ганимеда — представляю, как со стороны смотрелся плывущий брассом полевой скафандр планетологической службы. То есть правильнее было бы сказать «погружающийся брассом», руки и ноги двигались слишком медленно для того, чтобы динамика стала позитивной, но зато вектор погружения сменился с вертикального на довольно-таки пологий. Я посчитал, сверившись с локатором — примерно три часа до берега, а потом вверх по стене до поверхности моря. Как раз окажусь неподалеку от второй станции, одной из старейших на Ганимеде.

Могло кончиться намного хуже. Могло долбануть о скалы со всей дури, на которую способно цунами, и уж тогда мигом разобрало бы по запчастям. Наверняка это произошло с моим верным катером-вездеходом. В лучшем случае его зашвырнуло далеко в горы, и маловероятно, что старик пережил такое приключение без потерь. Попытки связаться с ним из-под воды успеха не имели, да я уже особо и не надеялся когда-нибудь в будущем увидеть ставшую мне почти родной железяку. Дальше придется пешком. Когда выйду на берег. Если выйду.

Ксената, пусть запоздало, но предупредивший меня о землетрясении, теперь молчал. Будто его и не было вовсе.

«Что ж, одной галлюцинацией меньше» — мелькнула в голове мысль, но я отметил, что, пожалуй, не до конца искреннен с собой, и жалею, что снова остался один.