Станислав Михайлов - Жемчужина

— А кто свободен?

— Паркер. Леваниди. Остальные по заданиям.

— Кто ближе?

— Леваниди. Совсем недалеко от вас, заканчивают тренировку.

— Давай Леваниди, только быстро. Труп еще не остыл. В экспертизу срочно.

— А кто убит?

— Нападавший. Сотрудник службы обеспечения Лесного Городка. Ни с того, ни с сего бросился из кустов с ножом.

— На кого нападал?

Катя молчала. Бобсон ждал.

Я, встав с дорожки и отряхнувшись, ткнул в Катю пальцем:

— На нее.

У инспектора отпала челюсть.

— Покушение на лидер-инспектора?

— Типа того.

Роб с сомнением посмотрел на Катю:

— Но кому… Зачем? Натуралисты? Но как они узнали… Лидер-инспектор?

Она подала голос:

— И так глупо. Один, из кустов, с ножом… Пол, не будь слишком уверен в цели нападавшего.

Я опешил. Что значит «не будь уверен»? Но ведь здесь никого, кроме нас, не было. Принял за других? Что она имеет в виду? Неужели…

— Да, Пол. Надо прокрутить запись, но, по-моему, он смотрел на тебя. Меня как будто не видел. Просто вывалился из кустов и рванул прямо к тебе.

В голове не укладывалось. Поднятыми вверх ладонями я попросил ее притормозить, сбросить темп. Это невозможно. Какого черта кому-то надо устраивать на меня, как это раньше называлось, «покушение»? Сейчас уже и слово-то почти забыто, архаизм. И это еще… Как она сказала? «Прокрутить запись»? Эпоха Глобальной Паранойи давно закончилась, никто ни за кем не следит, нет камер в каждом придорожном столбе, мы уважаем свободу личности и право на частную жизнь.

— Какую запись? — вырвалось у меня.

— Позже, Пол, — властно оборвала Катя. — Вижу машину. Снижается. Это они?

— Да, они, — кивнул Бобсон. — Соединить?

— Не нужно. Они почти сели. В соседнем лесу, что ли, тренировались? Роб, ты ничего больше не хочешь мне сказать?

Инспектор широко развел руками.

— Инспектор Бобсон, я просила нас не пасти.

— Но пригодилось же…

— Инспектор, я объявляю вам выговор за неподчинение старшему по званию.

— Слушаю, лидер-инспектор.

Физиономия Бобсона заметно вытянулась.

Катя выдержала паузу и хмыкнула.

— Но за интуицию выговор снимаю. Спасибо, Роб.

На чернокожем лице Бобсона засверкала улыбка.

— Всегда рад помочь, лидер-инспектор.

Восьмиместный аэрокар завис над аллеей, с шумом гоня под себя горячий воздух. Заметались ветви кустов и лип, пригнулась к земле трава. Фонари потонули в ярком сферическом освещении, казалось, наступил день, и если бы не точки звезд, все-таки различимые в небе в стороне от машины, можно было бы поверить, что так оно и есть.

Шум затих, распахнулись дверцы, на дорожку выбрались шесть фигур в форме. Первый подошел и лихо козырнул Кате:

— Прибыли в ваше распоряжение, лидер-инспектор.

Катя улыбнулась, протянула руку:

— Здравствуйте, Артур. Здравствуйте, ребята. Позвольте представить, Пол Джефферсон, доктор геолого-минералогических наук.

Все дружно кинулись жать мне руки, здороваться и заглядывать в глаза. Похоже, слава укротителя Ганимеда теперь следует за мной неотделимым шлейфом, как хвост за кометой. В пору брать псевдоним, иначе придется носить с собой раритетную авторучку с золотым пером и с пафосом раздавать автографы: «Малышу Томми с надеждой, что когда-нибудь и он порвет одно-другое чудовище в космической мгле. Верящий в него флагман высшей лиги астронавтов-победителей, Пол Джефферсон».

— Осмотрите тело, возьмите на экспертизу. Я вам скину запись происшествия. К утру первые результаты предоставьте мне в доступ и попробуйте разобраться в этом деле, расследование поручаю вам, контроль мой. Расследование закрытое, отчитываться только передо мной или инспектором Бобсоном… — Катя говорила, Артур Леваниди мерно, как метроном, кивал. Я слышал об этом парне, он слыл отличным экспертом-аналитиком, когда речь шла о всяких запутанных случаях. Гордость отдела. Впрочем, в четвертом отделе каждым спецом можно гордиться: орлы, а не спецы. Катины птенчики: умные, сильные и преданные ей беспредельно.

И все-таки, что это за запись такая… Мы все под колпаком у Комитета Контроля?

С полчаса поскучав, прохаживаясь взад-вперед по аллее, стоя с многозначительным видом возле трупа, рассматривая нож, нашедшийся в траве — стандартный бытовой резак с автозаточкой — я, наконец, был вознагражден за ожидание. Аэрокар улетел, унося с собой тело и все следы преступления, которые оказалось возможным собрать, а мы с Катей пошли по аллее обратно.

Ночь отступала. Рваные предрассветные облака окрасились алым. Черточки орбитальных катеров еще проблескивали в небе на западе, соревнуясь со слабыми лучами восходящего солнца, но скоро день возьмет свое, и они превратятся в тоненькие белые стрелки на голубом фоне.

Мы возвращались молча, и я думал, Катя решит замять вопрос о камере. Чем-то он ей не понравился. Возможно, тем, что ответ не понравится мне? У нас накопилось уже немало таких «отложенных вопросов», обычно я делаю вид, что забыл, чтобы не обострять отношения, но внимательно слежу за разными косвенными «ответами», из которых, бывает, складывается не менее, а то и более полная картина, чем если добиваться результата прямо. Тихо, без ругани, эффективно. И незаметно.

Но на этот раз она сама вернулась к теме:

— Камера, Пол. Я поставила регистратор на запись. Прости, что не сказала тебе.

— Хм… Ты всегда его включаешь?

— Нет. Хотя по инструкции обязана.

— По инструкции? — я поперхнулся. Инструкция для лидер-инспекторов? Закон для тех, для кого закон не писан?

— Да, Пол, — она устало вздохнула. — По инструкции все сотрудники Комитета Контроля при исполнении должны включать авторегистраторы. А я при исполнении всегда.

— Даже когда мы с тобой… — хмыкнул я, многозначительно подняв бровь.

— Даже тогда, — кивнула Катя, не поддержав моего шутливого тона. — Но тогда я выключаю.

Путь назад разительно отличался от романтического ночного выхода на прогулку по загадочным липовым аллеям. «Примерно как похмелье от опьянения» — сказал бы, наверное, мой друг и бывший руководитель, профессор Марков. Он знает множество древнерусских шуток и прибауток на каждый случай из жизни. И где-то в моем личном транспортном контейнере лежит его раскрашенная деревянная ложечка, подаренная на удачу. Ложечка, которую я брал тогда на Ганимед, а сегодня с собой не взял. Милые суеверия… Милые, но совершенно бесполезные.

Мы поднялись на второй этаж своего номера и бухнулись на кровать, не раздеваясь.

Спать не хотелось. Это усталость. Она навалилась тяжелым мягким брюхом и размазала нас по простыне. Лишь минут через пять Катя пошевелилась и чем-то металлически звякнула. Ага, сняла браслет.

— Можно посмотреть?