Станислав Михайлов - Жемчужина

Происходившее со мной, с нами всеми, не укладывалось в привычный порядок вещей. Значит, на этот порядок надо плюнуть, потому что попытки за него держаться убьют нас. Катя, похоже, это понимает. Удивительно, все же, как она смогла впустить в себя Лиен… И как они обе не свихнулись…

Женщина поймала на себе мой взгляд. Поймала глазами, черными, как у Лиен, и затянула в ловушку.

Как втирал мне Марков насчет русской песни про «Очи черные…»? Вот, наверное, это и есть тот омут, о котором было принято рассуждать на пьяную голову… Но из подобной ловушки не слишком трудно вырваться: нужно просто посмотреть в другую сторону.

Я успел заметить, как она удивилась.

И очнулся на полу.

— Пол, что это было?! — взволнованный голос Кати. С моего лица стекает вода. Ага, она плеснула из графина. А жаль. Стоило бы посмотреть дальше.

— Похоже, Ксената, — прокряхтел я слабым голосом.

— Вы общались? — она подсела, положила ладонь мне на лоб. Теплую, родную и привычную ладонь.

— Нет. Но я управлял его глазами. Мне кажется, я на миг вытеснил его целиком, ну, как тогда, в пещере, то есть не в пещере, а…

Она переложила ладонь на мои губы, и тут же что-то резко кольнуло мне под сердцем. Словно все это уже было. Или происходит одновременно где-то еще. Ощущение раздвоенности то ли во времени, то ли в пространстве, то ли везде сразу. Катя убрала руку.

— Что это было? Сейчас? Прямо сейчас?

— Де жа вю, — почему-то давно не использующееся, оставшееся лишь в литературе, словосочетание пришло на язык.

— «Уже было»? Что было?

— Твоя ладонь на моих губах. Чтобы я помолчал. Но этого не было. Не точно так. Хотя и там не точно так. Я не знаю…

— Пол. Давай вернемся к Ксенате. Что ты видел его глазами?

— Пустыня. Вечер. Женщина, похожая на Лиен, только с прической. В смысле, с волосами на голове, не обритая. И старше.

— Лиен не обрита, — уверенно заявила Катя. — Они устраняют волосы с помощью машины. Она успела рассказать, но я не поняла, зачем. Мы слишком мало были вместе, чтобы заниматься такой ерундой, как память…

— Вот, видишь, не ерунда оказалась-то, сейчас бы пригодилось.

— Знала бы, где упасть, соломку бы подстелила, — парировала Катя. — Вставай, хватит валяться в луже.

— Ты обычно и подстилаешь, между прочим… — поддел я ее напоследок и поднялся с пола. Чувствовал себя совершенно нормально, только не помнил, как оказался в партере.

— Что вы делали? — спросила Катя, вновь усаживаясь в кресло напротив.

Я рефлекторно положил ладонь на ее колено.

— Убери руку, — резко бросила она. Я отдернулся, как ошпаренный. — Извини, Пол. Ты мешаешь думать. Не могу нормально думать, когда ты меня трогаешь. Это отвлекает. Понимаешь?

Я кивнул.

— Что вы делали? — повторила она вопрос.

— Стояли. Ничего не делали. Я посмотрел на нее, она посмотрела на меня. И я вылетел. Ты на меня целый графин вылила?

— Целый. В следующий раз опять по щекам отхлещу, как в Лесном городке. Хочешь?

— Может, в следующий раз ты дашь мне досмотреть?

Катя вздохнула.

— Может быть. Но я боюсь, Пол. Что будет, как тогда. Только ты не вернешься.

Я погладил ее колено. Она промолчала.

— Мы должны рискнуть. Собой. Иначе наши марсиане могут погибнуть.

Катя молчала.

— Ты не согласна?

Она не издала ни звука, только отвернулась, глядя в окно на вечный полярный день. Там дрожала веточка сосны, слегка поцокивая иголками по стеклу. Что-то блеснуло в Катиных глазах. Слезы?

Она посмотрела прямо на меня и кивнула.

— Должны. Наверное, должны. Но я боюсь. Ты был всем, что у меня есть. Пока не пришла Лиен. Теперь ее нет. Во мне нет. Эта пустота не наполняется. И теперь я еще больше боюсь потерять тебя.

Я сел перед ней на колени, на пол, прямо в лужу. Прижался к ногам. Положил на них голову. Катя чуть-чуть дрожала.

— Но ведь ты не будешь возвращать меня в следующий раз? — не глядя на нее, спросил я. — Чтобы я мог вытащить Ксенату?

Она погладила меня по щеке.

— Не буду, Пол. Обещаю.

И легонько шлепнула ладонью:

— Но только попробуй не вернуться.

Я ответил улыбкой, которой она не увидела.

Конечно, вернусь. К тебе — обязательно. Ведь и тогда, из глубин древнего Марса, меня вытянула ты. Я помню, как ты звала. И не удивлюсь, если именно связь с тобой позволила Лиен вытолкнуть мое сознание обратно.

Я открыл глаза в темноте и вздрогнул. Неужели освобождение лишь приснилось? Неужели я все еще в руках бандитов, просто факелы, наконец, погасли? Или сургири утащили-таки меня в свой мир без света и тепла, и теперь стоит ждать их невидимого прикосновения? Меня передернуло.

И с чего я, вообще, решил, что меня освободили? Меня похищают одни за другими разные группы бандитов. Сначала эта странная парочка, Трана и Нарт, предатели, один из которых, пожалуй, мертв, а другая, наверное, до сих пор бродит по пещерам, едва ли ей хватит ума самостоятельно найти выход. Потом какие-то разбойники, из караванных налетчиков, желавшие продать нас неизвестному заказчику. Дальше сургири, легендарные человекоподобные чудовища, вылезшие из глубин Жемчужины, перебили наших похитителей и потащили меня за собой в страну вечного мрака. И, наконец, невидимый летающий плащ, вооруженный тремя выжигателями, выхватил меня из тележки и доставил куда-то, где я теперь, видимо, и лежу в непроглядной тьме.

Какое освобождение?! Это просто новый плен. Нужно только понять, чей, чтобы найти верный способ выбраться. Вся жизнь моя превратилась в непрерывное бегство с тех пор, как я возвысил голос против старшего. Но я не жалею. Потому что был прав.

В темноте раздались легкие шаги. Медленно разгорелся свет.

Нарт!

Нет, не она, но женщина, походившая на нее как сестра или, скорее, как мать. Варварка. Те же волосы, тот же прямой, длинный и тонкий нос, но на лице заметны следы времени и, пожалуй, власти.

— Ты очнулся. — без какой-либо тени эмоции обронила женщина. — Ты в безопасности. Тебе подали чистую одежду. Здесь комната для омовений, — она повела рукой, и я, проследив за движением, обнаружил нишу. — Еду подадут, когда ты будешь готов.

Повернувшись, она почти вышла, но я опомнился и воскликнул ей вслед:

— Постой! Но… где я? Кто ты? Что я здесь делаю?

Она полуобернулась и произнесла тем же ровным голосом:

— Ты в Нагорной. Меня зовут Армир. Тебя принесла Айбис, моя сестра.

— Птица? Твоя сестра — птица-криворог?

Армир чуть нахмурилась, словно соображая:

— Моя сестра Айбис. Она мурикси. Да, в долинах их называют криворогами.

Только сейчас я сообразил, что мы говорим на староферсейском. Тот же диалект, что у наших святош, но выговор незнакомый. Слово «криворог» она произнесла на западном торговом. Вот почему заминка. Я запомнил суть названия и, не подумав, перевел на ферсейский, а она помнила лишь звучание.